Высокий худой юноша в прекрасно скроенной одежде, темноволосый, с узким, бледным, но не лишённым приятности лицом, быстро передвигался по бесконечной равнине, резко взмахивая руками в такт отчаянию своих мыслей.
Горлан отодрал последний кровавый кусок от своей жертвы, зажатой в когтях огромных лап, и торопливо заглотнул его, запрокидывая уродливую голову. Правым глазом он видел фигуру хозяина, приближающуюся к месту трапезы, и ощущал растущее желание лететь. Он, конечно, не мог знать, что это желание было навязано ему магическим словом приручителя.
Холод и два цвета, серый и белый, окружили Огастоса со всех сторон, едва его громадная сизокрылая птица приземлилась за стенами Цитадели. От входа прибежал услужник, принявший поводья горлана. Птица завопила, пытаясь клюнуть чужака. Изогнутый клюв длиной в локоть хотя и был перехвачен петлей наклювника, но опасность представлял, и немалую. Однако услужник знал нужное слово. Горлан успокоился и послушно пошёл за ним, скребя когтями по камню. Стремительный и ловкий в небе, на земле горлан двигался неуклюже, резко вращая головой на короткой, плотной шее и недобро зыркая по сторонам. Огастос скривился: а хоть бы и сожрал он услужника, в замке Фресс — не зевай.
Поёживаясь, младший из семьи Фресс ступил под тёмно-серые каменные своды. Внутри было тепло. И светло. Росли цветущие кусты в широких кадках, и ничто не напоминало о вечных льдах за порогом. На нижней ступени парадной лестницы его поджидала Геса, ничуть не изменившаяся со дня их предыдущей встречи, а прошло уже… года три? Невысокая, но исключительно красивая, с горделивой осанкой и холодным, неприступным выражением на лице — его старшая сестра.
— Долго добирался, Огги. Прибыл последним. Никак не повзрослеешь, да? — Её голос звенел серебряным колокольчиком, но в синих глазах не таяли льдинки.
— Я тоже рад тебя видеть, Гес, — отозвался он, подавив желание коснуться белой руки, лежащей на перилах.
Он любил сестру, рано заменившую ему мать, и знал, что она любит его тоже, но замок давил на них даже сейчас, когда они в нём больше не жили.
— Зачем он собрал нас, Геса? — поинтересовался Огастос у чёрной косы, перевитой золотой нитью, сбегающей по спине идущей впереди сестры.
— Не сказал, — тихо ответила она, не оборачиваясь.
Большой зал с терявшимся в высоком полумраке сводчатым потолком, громадным камином, длинным каменным столом, выраставшим из кладки пола, и отцовским местом во главе был полон членами семьи Фресс. Всеми, оставшимися в живых. В последний раз такое количество родственников Огастос видел в день кремации матери. То есть очень давно.
Не было в зале только отца. Великий Маг Рего Фресс пока не почтил родственников своим присутствием. Зато роль хозяев исполняли Аарис — брюнетка с жёсткими, отцовскими чертами лица, на три года старше Огастоса, и Валис — первенец, ему было уже за сорок. Брат, который годился Огастосу в отцы. В будущем — Великие Маги Фресс, наследники Дома.
Огастос поёжился, но не от холода: по залу прошелестело эхо магического слова такой силы, какой пока обладал только он — отец. Двери распахнулись, и все присутствующие обратили лица к вошедшему — высокому, прямому, словно корабельная мачта, седому человеку. Назвать стариком этого, уверенно впечатывающего каблуки в камень пола, мужчину язык не поворачивался. Тёмные глаза оглядывали собравшихся из-под разлетающихся к вискам бровей. Холодный, пронзительный взгляд коснулся и Огастоса, но он глаз не опустил, только сжал кулаки.
От застывшей рядом сестры пахло весенними цветами, но запах страха они перебить не смогли. Он исходил от каждого в этом зале, витал в воздухе.
«Наш страх придает ему сил, это же так очевидно», — вдруг понял Огастос и ужаснулся, услышав негромкий смешок, прозвучавший исключительно в его голове.
Отец занял своё место, и остальные потянулись к столу, накрытому не для пира, но для разговора: графины с питьём, бокалы голубого стекла — вот и всё, что на нём было. Геса расположилась справа от Огастоса, а тучный неразговорчивый дядька — Боас, кажется, — слева. Кем он приходился ему, Огастос точно не знал. Зато напротив усадили старуху Ш-ш. У неё было мудреное имя, была она знатной ведьмой, злобненькой и хитрой… пока не выжила из ума лет двадцать назад. С тех пор на каждый громкий звук она шипела змеёй, загадочно прикладывая к губам сухой, искривленный старостью палец. Зачем отец позвал её, Огастос не понимал. Впрочем, от него самого толку было не больше. Наконец все расселись и Великий Маг обратился к тем, с кем его объединял род.
…Огастос нарезал круги в верхнем саду, среди кадок с деревьями и причудливых цветочных горок, пытаясь осмыслить и переварить то, что обсуждалось на семейном совете. И не мог. Дело было даже не в том, что он всегда был далёк от распрей Правящих Домов Ариса, а в том, что он так и не научился ощущать себя членом одного из этих Домов.
Огастос пнул ближайшую кадку, и тонкое деревце затрясло листьями, а пальцы на ноге отозвались болью. Боль привела его в чувство. Этот сад, этот замок, эти холодные безжизненные горы он ненавидел. Принадлежность к Дому Фресс… Какая ирония… Он владел магией не большей, чем писарь в торговой Гильдии Гландора, где он занимал пост смотрителя. Синекура, во славу Дома. Для слабенького мага Огня (пусть и были в этом некоторые преимущества) с капелькой силы на несколько других слов должность могла бы показаться неплохой, но для Огастоса Фресс она была лишь унижением и скукой. Глупая, пустая жизнь.
Огастос пнул следующую кадку. Другой ногой. Его мог спасти только ребёнок от брака с сильной волшебницей, который вдруг унаследует ту самую силу, которая дана только двоим из всех детей Рего. Но в очередь за ним не стояли. Шестеро его братьев и сестёр ещё были свободны от брачных уз, да и Аарис подавала куда больше надежд в этом плане.
«Подумаешь, ослабевает сила Источника! Мало ли почему?» — Он понимал, что отца встревожило, и не на шутку, именно отсутствие причин для этого, ведь за время существования Источников в Правящих Домах их сила всегда оставалась неизменной. Если один из Домов ослабеет, то равновесие будет нарушено… Но заставить себя волноваться по этому поводу не мог. Наплевать ему было на равновесие.
— Наплевать! — повторил он вслух, плюхнувшись на скамью и отправляя слово за услужником. Вне замка он бы так не сумел, но здесь сила пропитывала всё вокруг.
Минуты не прошло, как появился худенький подросток и замер, изобразив учтивый поклон.
— Вина, хлеба, мяса. Я хочу ужинать здесь. — Огастос равнодушно проводил мальчишку взглядом, нисколько не заботясь о том, что в сад вела узкая винтовая лестница, по которой не так и удобно таскать подносы. Всё это он мог бы прочитать в мыслях мальчишки, но не умел.
Дожидаться рассвета придётся всё равно, почему бы не здесь? Он не желал никого видеть, даже встревоженную Гес. Ему ничего не поручили, он не понимал, зачем отец вообще его вызвал. Разве что — лишний раз напомнить, что он настолько же никчёмный, как старуха Ш-ш?
В глубине сада послышались тяжёлые шаги. Услужники передвигались бесшумно, так что это не мог быть один из них. Огастос не успел стереть с лица недовольную гримасу, и она досталась отцу, вывернувшему из-за ближайшего куста.
— Вижу, ты рад меня видеть, младший сын.
— Не меньше, чем ты — меня, — отважился на дерзость Огастос, ощущая пьянящий ужас падения в пропасть.
Отец присел на ту же скамью, буднично поддёрнув на коленях чёрные брюки из тонкой кожи водяного ящера. Вблизи его лицо, изрезанное глубокими морщинами, желтоватое, казалось усталым. Только тёмные глаза горели яростным огнём силы.
— Я никогда не уделял тебе достаточно внимания, Огги, и с этим ничего уже не поделаешь. Но мне не нравится то, как ты живешь. И это я могу исправить.
