Человек Со Стены прохаживался по палате, как страшная карикатура врача. На нем был даже грязный белый халат, будто он пришел на обход или навестить больного. Он сорвал с изголовья кровати карту больного и стал изучать ее, понимающе цокая, а потом поднял взор на синеющего Зембу.
— Прекрасно, — произнес он. — Обожаю больницы и хорошо продуманные болезни. А это, — он помахал рамкой со вставленной в нее историей, — это шедевр. Просто генетическая бомба с часовым механизмом. — Он присел на кровати Зембы и дохнул ему прямо в лицо трупным запахом. — Она пожирает тебя изнутри, она вписана в структуру каждой клетки. Распространяется как пожар или как сумасшествие. Сумасшествие прекрасно! Что с тобой? Ты задыхаешься? — Он потянул к Зембе крючковатую худую ладонь, схватил все провода в кучу и выдернул их одновременно. Монитор захлебнулся в отчаянном писке. Человек Со Стены встал и с силой ударил по нему кулаком. Аппарат замолк. Земба вытянулся и застыл.
— Ну же, перестань, — недовольно произнес Человек Со Стены. — Мы еще не закончили разговор, кроме того, я пришел к тебе, и ты не уйдешь так просто, не попрощавшись. Так нельзя относиться к гостям.
Он прижал два пальца к устам, словно хотел дать благословение, а потом вдруг скорчил презрительную гримасу и стукнул этими пальцами Зембу по лбу. Больной дернулся, словно пораженный электрическим током, и внезапно сел на кровати. Некоторое время он тяжело дышал, прижимая ладонь к грудине, а потом вдруг замер. Его дыхание становилось более свободным и словно осторожным. На обезображенном болезнью лице появилось выражение недоверия.
— У меня к тебе дело, — заявил Человек Со Стены. — И я предпочел бы, чтобы ты не мешал разговору своим рассыпающимся организмом. Как тебе дышится?
— Кто… — слабо пробормотал Земба.
— Это не первый мой разговор, потому я не буду отвечать на банальные вопросы. Мы же не в кино.
Вдруг он перевернулся на кровати, перекидывая над Зембой худую ногу, на ковбойском ботинке блеснула подкова и чешуйчатая змеиная кожа, после чего он уселся на грудь больного и схватил его за горло.
— Это честь — говорить со мной, урод ты недоделанный, — просвистел Человек Со Стены. — Я редко снисхожу до того, чтобы разговаривать с низшей расой. Я знаю все твои вопросы и ответы, потому это и скучно.
Он с вожделением облизал губы и захохотал. Вблизи его лицо казалось совершенно живым, были видны мелкие волоски на щеках, у него не было обычной щетины, потому он немного походил на девушку. Гермафродитоподобный сумасшедший демон со стены. Он словно услышал мысли Зембы, снял очки, демонстрируя черные, как уголь, зрачки и ослепительно блестящие, почти фиолетовые белки. Поправил волосы и кокетливо посмотрел отрепетированными дамскими движениями.
— А сейчас послушай. Все идет по плану. Все гениально придумано и запланировано. Этот мир на сто процентов материален, понимаешь? Наука и статистика. И ничего больше. Ничего, понимаешь? Никакой надежды. То, чего ты не понимаешь или что не случается согласно статистике, того не существует, мерзавец! Медицина, физика, математика и статистика. Вот этого ты и должен держаться, бритый ты павиан! Это и есть твой мир! То, чего нет, то мое! Такая система существовала всегда, и не тебе ее менять. Чудес нет, нет ни ада, ни рая, ни меня, но прежде всего, нет никаких гребаных Карт. Никакого мистического чертова сохранения равновесия. Нет. Если у тебя не складывается жизнь, то лишь потому, что ты — гребаный неудачник. Ноль. Увечный психологический экземпляр. Дерьмо. Отброс. Не умеешь заработать кучу бабок, значит, у тебя их не будет. — Он сжал щеки Зембы в клювик и потряс ими. — Ты не заслуживаешь бабок, ясно? Не умеешь — подыхай. Так гласят естественные науки. Гниющие останки должны упасть на дно и стать тиной. Ни один мерзавец не будет идти против течения обмена веществ, размахивая чудесами.
— Ты галлюцинация, — произнес Земба слабым, высохшим голосом, похожим на шелест листьев под ногами ноябрьской траурной процессии.
— Наконец-то, — обрадовался Человек Со Стены. — Наконец-то начинаешь понимать, о чем речь. Дай мне Карту, и мир вернется на свое место. Галлюцинации останутся галлюцинациями, чудеса вернутся в сказки и, — фыркнул он, — в Библию. Ты сможешь даже еще пожить. Мы закончим эту сцену и позволим ей остаться кошмаром, который утром рассеется. Ну, давай Карту, и перейдем к этому: «А утром оказалось, что все это было только сном». Ну что?
— Отойди от меня, сатана, — простонал Земба. — Ego te exorciso…
— О, в зад тебя! — разозлился Человек Со Стены. — Кем ты себя считаешь? Великим святым? Мы не будем в такой манере разговаривать! Еще раз. — Он слез с Зембы, схватил его за грудки и одним рывком поставил на ноги. Больной рефлекторно расставил в стороны руки, убежденный, что еще минута, и он беспомощно рухнет на серый больничный линолеум, но, несмотря на внезапно обмякшие ноги, Земба смог удержаться в вертикальном положении. Странно, но у него ничего не болело, он оставался удивительно спокоен, как будто получил приличную дозу транквилизатора. Все казалось ему каким-то далеким, банальным и не рождало эмоций. Он разговаривал с демоном, а может, и с дьяволом, а может, у него просто были галлюцинации. Ну и что с того? Мало ли странных вещей на свете?!
Человек Со Стены прижал большой палец к его лбу, и показалось, что это от этого пальца текло все безразличие к происходящему кошмару и вся сила, которая держала Зембу на ногах. Палец был твердый, сухой и холодный, словно мертвая ящерица.
— Начинаем с начала, — произнес Человек Со Стены. — Существую ли я?
— Нет, — безразлично сказал Земба. Внезапный приступ так знакомой боли в долю секунды скрутил его в клубок воющего страдания. Раздался треск, и между лбом и прижатым к нему большим пальцем вдруг появился фиолетовый отблеск электрического разряда, который прижимал Зембу спиной к стене. Он рухнул на пол, разбив щеку о спинку кровати. Какой-то аппарат с гулким металлическим грохотом упал со стеллажа.
— Неправильный ответ, — строго произнес Человек Со Стены. — Ты бредишь, не ведешь разговор. Не думаешь. А мне нужно с тобой поговорить.
Земба некоторое время беспомощно корчился в приступе боли, а потом вдруг проснулся. Он лежал на холодном полу, больной, умирающий, проклятый и оставленный всеми. Перед ним стояло чудовище, и потому весь мир не имел смысла и в нем не было никаких законов или надежды. Его мозг лишь на секунду допустил все это, после чего в нем наступил коллапс. На поле битвы остался только внутренний ребенок, Зембе в этот момент было четыре года. Он свернулся
