Вот полночь наступила. И слышит царь Каламут тяжелые шаги – даже слон так не ходит, даже зверь бегемот. Бух, бух!
«Ладно, – думает, – сейчас ты кости-то свои об мои ворота расшибешь, и стану я жить вечно, бессмертно, а царство – дело наживное». Как и слава, к слову сказать.
Тут в ворота словно осадным бревном грохнули. Да не простым бревном, а в десять обхватов. Раз, другой...
На третьем ударе треснула железная балка, словно хворостина, распахнулись тяжкие ворота, а за ними – никого.
«Это меня, видать, звездный свет ослепил после долгого темного сидения, – решил царь Каламут. – А Смерть, поди, после третьего удара вся на мелкие крохи рассыпалась».
Так он себя успокоил и поближе к воротам подошел. Никого. Глянул вниз – что там такое, вроде суслик, только белый.
Присмотрелся – а это Смерть и есть. Правда, малюсенькая, зато все при ней – и белый саван, и острая коса, и весы, на которых срок жизни измеряется.
Занес царь Каламут над ней ногу, чтобы раздавить, а она увернулась и пищит:
«Убери ногу, старый дурак, я не за тобой – за канарейкой твоей явилась!»
Он так и застыл с поднятой ногой, а Смерть прошмыгнула внутрь, разломала клетку, схватила канарейку за крыло и потащила за собой куда следует. Песню при этом горланила глумливо:
Раз поет, два поет,
Помирает и поет —
Канареечка жалобно поет!
А Каламут Девятый после того в своем опустелом царстве еще до-олго жил – насилу собственной Смерти дождался...
– А скажи-ка нам, небораче, кого ты над омутом дожидаешься?
Владимир Короленко
Последние слова богатырь договаривал уже во сне, но так он за день устал и душой и телом, что в дремоте ему никаких вещих знамений не привиделось. Только тело до света само поворачивалось у костра, грея то один бок, то другой. Веток для лежбища он наломать не удосужился, да и не надо было здесь ветки ломать.
Утром, при солнечном лике, место ночлега уже не казалось зловещим. Кроме того, какая-то добрая белка притащила оставшуюся от зимы пригоршню орехов и снизку сушеных боровиков. Орехи не все пропали, а грибы, хоть и без соли, пошли за милую душу.
«Должно быть, платок и впрямь удачный», – подумал Жихарь, прислушался, определил родник и вволю напился. Разворошил кострище, убедился, что все прогорело дотла и даже в случае ветра пожару не быть. Потом, как и собирался, пошел вниз, вдоль ручья.
Зиму-то Жихарь проспал, но знал от людей, что была она лютой, поэтому Ярило изо всех сил старалось согреть землю. Дышалось вольно, был богатырь свободен от всех долгов и обязательств; даже имя свое теперь только он один и ведал. Стал равен зверю, птице, комару...
...К реке его ручей, противу ожидания, не вывел, а вывел к небольшому озеру, тоже знакомому и носившему некогда название Гремучий Вир. Озеро, насколько он помнил, было глубокое и богатое рыбой, даже старая рыбачья избушка стояла на берегу, но в ней никто уже не жил с тех пор, как поселился тут озерский водяник по прозвищу Мутило.
Раньше, до его водружения, рыбачить сюда приходили даже из Столенграда, но дурак Мутило, дорвавшись до собственного водоема, на радостях с самого начала всех перепугал и остался теперь в совершенном одиночестве: некого было ему хватать за ноги, некому портить сети и дырявить лодки – так они сами по себе и сгнили на берегу.
От берега уходили недалеко в воду мостки на крепких дубовых сваях. На мостках, свесив перепончатые лапы в воду, сидел и сам Мутило, грелся на солнышке. Мутило был не чистокровный водяник, а только по отцу, родила же его и сразу же выбросила в воду та самая поедучая ведьма, которую маленький Жихарка изжарил в печке. Поэтому в хозяине Гремучего Вира больше было от человека, чем от лягушки. У него даже волосы росли на голове – правда, зеленые и пучками, как трава на болотной кочке. И глаза походили на человеческие, хоть и не мигали.
«Не поглянулась Проппу моя новелла, – решил Жихарь. – А Мутило сейчас начнет ко мне вязаться – зачем-де матушку угробил... Обойти его, что ли, или сразу дубинкой угостить?»
Но Мутило, заметив пришлеца, обрадовался и закричал:
– А вот кому мыться-купаться, рыбу ловить, белье полоскать!
Жихарь подошел ближе, ступил одной ногой на мостки – затрещало.
– Здорово, водяной житель! – сказал он.
Мутило разинул широкий рот и внимательно поглядел.
– Узнал, – сказал он. – Мальцом тебя помню, а все равно узнал: масть-то не спрячешь. Помню, как ты с родительницей моей управился...
– Биться будем или мириться? – спросил Жихарь, поигрывая дубиной. Драться с водяником на суше весьма удобно, зато нечестно, а в воде он человека всяко-разно одолеет...
– Зачем биться? – удивился Мутило. – У нас в речке все русалки говорили, что таких матерей живьем жарить надо... Да и скучно мне без людей. Слушай, Жихарь, пошли ко мне на дно – пива попьем, в кости сыграем... Русалка наша тебе одежу постирает, просушит тем временем...
– Поиграть я всегда готов, – сказал Жихарь. – Только не на что мне нынче играть, кроме как на свою голову...
– А я других ставок и не принимаю, – сказал Мутило. – Сам посуди, на что мне золото? Солить его, что ли, коптить?
– А во что играть будем, в тавлеи?
– Нет, – вздохнул водяник. – Тавлеи же деревянные, всплывают все время...
– Так давай прямо на бережку.
– Нет, – сказал Мутило. – Дома, знаешь, и стены помогают. А играть будем в зернь, кости метать. Тавлеи двигать – много ума нужно, тут человек сильнее нашего брата. А кости – это же судьба и удача.
– Хорошо, – сказал Жихарь. – Я, выходит, голову ставлю, а ты что? Бадейку с лягушачьей икрой?
Водяник оскорбился и пошел зелеными пятнами.
– Обижаешь, детинушка, – сказал он. – Икра у меня рыбья и даже соленая – вон в избе под навесом соли-то сколько было заготовлено. Там у меня и коптильня даже есть. Так что пиво найдем чем закусить. Я и хлебы из рыбной муки пеку...
Жихарю хотелось и пива, и закусить.
– Так на что ты-то играть будешь? – напомнил он.
– Понятное дело – на озеро. У меня же всего имущества оно одно и есть. Один водяник с другим всегда на озеро играют. Лешие – те на волков, на белок, только потом на леса. А мы, мокрый народ, – сразу на озеро.
– А как же ты без озера? – Жихарь сделал озабоченное лицо.
– Да так же, как ты без головы, – хохотнул Мутило. – Ну так пошли?
– Не горазд я водой дышать, – сказал Жихарь.
– Да кто ж тебя заставляет водой дышать? Ты же со мной будешь! Только помни одно: под водой ни на что пальцем нельзя показывать, не то враз захлебнешься...
