Саша прислонилась к боковому поручню рядом с дверьми и устало прикрыла глаза. Теперь Филипп смог в полной мере разглядеть ее: ярко-рыжие волосы были гладко зачесаны в хвост, худенькое веснушчатое личико с острым подбородком и чуть выступающими скулами казалось осунувшимся. Куртку Саша перекинула через лямки рюкзака, оставшись в футболке с рожицей диснеевского Микки-Мауса, и на белой вытянутой руке темнели витиеватые буквы. Надпись на латыни гласила: «мой второй шанс». С изумлением Филипп узнал татуировку, до последней закорючки повторявшую рисунок на его спине, который он сделал пару лет назад на спор с Заком.
У Саши были самые странные воспоминания, из тех, что ему доводилось считывать. Три улыбающихся лица и смех, а потом бесконечный черный асфальт, тонкие пальцы на руле и ничего более, словно, жизнь действительно обрывалась на мелькающей дороге. Эта девушка отталкивала его, но отчего-то каждый раз притягивалась к нему, словно они действительно следили друг за другом.
Она передернула острыми плечиками, чуть выгнулась, поморщившись, и тут резко открыла глаза, как будто ее подтолкнули, вперив взгляд в Филиппа. В расслабленном лице мгновенно появилось знакомое напряжение, зеленые глаза сердито блеснули, губы поджались. Саша стала походить на разозленного рыжего котенка. Парень не выдержал и, от тряски вагона держась за поручень, приблизился к ней, нависнув над девушкой, доставшей ему едва до подбородка.
— Привет. — Улыбка получилась медленной и ленивой, как у заправского ловеласа, подобравшегося в новой невинной жертве. — И здесь ты.
Она не отвечала, прикусив губу, и выглядела настороженной. Только сейчас он заметил в ее ушах маленькие наушники плеера. Филипп осторожно вытащил один, и Саша вздрогнула, от легкого прикосновения его пальцев по рукам девушки побежали мурашки. Парень услышал искаженный писк знакомой мелодии, всего пятнадцать минут оравшей в автомобиле.
За окнами замелькала станция, а они озадаченно разглядывали друг друга, словно виделись впервые. Вагон качнулся, останавливаясь, и девушка неловко налетела на Филиппа и тут же отпрянула, как от чумного.
Саша вырвала из его пальцев наушник, а потом вдруг выпалила:
— Так кто за кем следит?!
Он и глазом не успел моргнуть, когда девушка выскочила на платформу, а двери захлопнулись, оставив Филиппа внутри. Вагон тронулся с места, устремляясь в темный тоннель. Парень только бессильно проследил, как Саша, топая к выходу, сердито натягивает на ходу куртку. «Следующая станция Бибирево» — прохрипел динамик, и парень понял, что с самого начала ехал в противоположную сторону.
Он успел только чудом, совершенным Максимом. Кузен долго издевательски хохотал в телефонную трубку над неудачливостью Филиппа но, сжалившись, все-таки подобрал его у метро, а потом гнал на полной скорости, разбрызгивая лужи огромными колесами большого, похожего на нелепый ботинок автомобиля.
— Ты не весел, друг мой. — Брат расслабленно следил за дорогой.
— Я снова с ней столкнулся. С рыжей. В метро. — Пробормотал он, стараясь не глядеть на Максима, тот понимающе усмехнулся. — Мне начинает казаться, что это я за ней слежу.
— Вы следите друг за другом! — Хохотнул Макс.
Глупая шутка Зака в тот день на стоянке, когда Филипп стонал над разбитым стеклом купе и костерил сводного брата, превратилась в навязчивую идею. «Как она смотрела на тебя! Спорим, она от тебя не отвяжется?» Словно в подтверждении его слов Филипп везде натыкался на девчонку.
Отчего-то ему казалось, что должна была произойти какая-нибудь подлость, например, закончится бензин в баке, но обошлось без происшествий. Он вошел в холл, пока брат ставил машину в гараж. Услышав, что хлопнула дверь, из столовой выбежала Снежана в белой исподней рубахе с расчесанными гладкими волосами. Она бросилась к Филиппу и прижалась горящей щекой к холодному пальто.
— Я ей говорила, что она не должна появляться на людях. — В дверях стояла Лиза и изображала недовольство. — Но она так ждала тебя, что удержать ее в комнате оказалось нереально.
Девочка по-прежнему обнимала Филиппа, и тот насильно отстранил ее, разжимая худые ручонки, и ласково улыбнулся.
— Я боялась, что ты не приедешь. — Глаза Снежаны светились радостью.
— У меня машина сломалась. — Пояснил тот, обращаясь к Лизе.
— Ну, да знаем мы твои поломки. Очередная Зайка? Надеюсь, она того стоило. — Фыркнула Лиза, возвращаясь в столовую. Кузина мстила за презентацию фильма — Фил сбежал минут через десять после Саши. Отчего-то неожиданно показалось, что наполненный людьми зал слишком пуст для него одного.
Снежа задумчиво прошлась по холлу, разглядывая свои босые маленькие ступни, высовывавшиеся из-под длинного подола.
— Филипп? — Появилась Аида. — Ты чего так задержался? — Она чмокнула сына в щеку.
— Машина сломалась. — Тот стянул пальто, оставшись в рубашке.
Из гаража вернулся Максим и стряхнул дождевые капли с куртки на мраморный пол.
— Ну, и ливень. Тебе повезло, Малышка, — покосился он на девочку, — в дождь называют самых сильных ведьм.
Та фыркнула, точно копируя Лизу, и, шлепая пятками, вернулась в комнаты.
— Она взрослеет на глазах. — Хмыкнул парень, уже взбегая по лестнице на второй этаж.
В полночь вся семья собралась в склепе. Закутанные в черные широкие плащи с большими капюшонами взрослые окружили углубление в полу. Со стены на них скалилась дыра, приготовленная для праха усопшего деда. Все сохраняли торжественное молчание и ждали, когда стрелки часов сойдутся на вертикальной отметке. Ровно в полночь по каменной лестнице прошуршали шаги, и в темное холодное помещение вошла Снежана. Ее худенькая фигурка в белой длинной рубахе походила на легкий призрак. Лицо девочки побледнело от волнения, но синие глаза блестели нетерпением.
Она гибко скользнула в погребальную яму, готовая умереть, чтобы возродиться и получить истинное имя. Только после ритуала сила позволит девочке творить колдовство, светлое или темное, юная ведьма обязана сама решить.
— Готова ли ты, дочь моя? — Прогремел в гулкой тишине голос Грегори.
— Готова. — Твердо заявила девочка, лежа на ледяной земле и прижав руки к бокам.
Она, не отрываясь, смотрела в глаза Филиппа, ее кулаки судорожно сжимались, что побели костяшки пальцев. Каждому из них было страшно умирать, но только в первый момент. Филипп помнил свой ужас, нестерпимую боль, когда острое лезвие вонзалось ему в сердце, и от всей души сочувствовал малышке.
Грегори встал на колени и низко опустил голову, накрытую капюшоном, бормоча про себя слова молитвы. Он обращался к силе, чтобы та возродила его дочь своей благодатью.
