Иви щедро платила за мое преступление. Я снова двинулась по коридору.
– Дядя выбрал в королевские фрейлины леди Арону, – добавил принц. – Арона знает, как устроен двор.
А я ничего в этом не смыслила.
Мне хотелось пообещать принцу, что я буду верно служить королеве, но я пока не знала, что будет означать верная служба. Мне хотелось пообещать верно служить Айорте, но я ведь собиралась одурачить весь двор. Помедлив немного, я сказала:
– Я постараюсь честно выполнять свои обязанности.
Так оно и будет. Я постараюсь хорошо ей служить, несмотря на ее характер, несмотря на мой страх, несмотря на мой гнев, несмотря на мой обман.
– Надеюсь, вы справитесь. Я также надеюсь, что вы и Айорте послужите достойно.
Мне показалось, что сердце остановилось на целую минуту. Я ничего не слышала, кроме натужного дыхания пса.
Принц заговорил о другом:
– Ваша песня меня утешила.
Не подумав, я ответила:
– А ваша заставила меня плакать.
У меня дома это сошло бы за комплимент. Но может быть, здесь подобные слова означали что-то ужасное?
– Я видел. Благодарю вас. Но ваша песня… Какое утешение узнать, что ваши родные, живущие так далеко, столь же сильно переживали бы за моего дядю, как мы переживаем здесь.
– Мы в своей гостинице «Пуховая перина» любим короля. Отец собирает истории о нем, расспрашивая приезжих. Каждый год в честь его дня рождения мы все вместе – родители, мои братья и сестра – пишем праздничную песню.
– Я бы хотел послушать ваш хор.
Как было бы здорово!
– Мы бы предоставили вам Павлинью комнату, где останавливается герцогиня, – сказала я.
Хотя, конечно, этот номер показался бы ему жалким по сравнению с комнатами в замке.
– А что подала бы ваша кухарка?
– Оленину с огненным перцем. – И я пропела:
Перец в кастрюле —
Слюнки так и текут.
Перец на языке —
Но теперь течет из носа.
Я зарделась. Хорошо хоть в темноте он не мог этого увидеть. Принц рассмеялся, по-настоящему рассмеялся. Учу запрыгал вокруг хозяина, а тот пропел:
Перец на языке —
Но теперь течет из носа.
Мне захотелось спеть ему все глупые песенки из своего детства. Я порадовалась, что смогла хотя бы на минуту отвлечь его от грустных мыслей.
Когда мы свернули в новый коридор, принц сказал:
– Вероятно, королева сделала правильный выбор, предпочтя вас. Для нее лучше иметь рядом компаньонку, а не наставницу. Дядюшка поймет.
– Благодарю вас, ваше высочество, – прошептала я.
– Когда она обвинила нас в своем провале на спевке, я ей возразил. А разве вам не захотелось тоже возразить?
Я покачала головой:
– Когда постояльцы сердятся, то лучше им не противоречить, и гнев пройдет сам собой.
– Трудно, наверное, с теми постояльцами, которые дают волю своему гневу?
Как приятно быть королевской особой. Никто и никогда не осмеливается им дерзить.
– Да, но потом, перестав сердиться, они становятся приличными и приятными людьми.
Мы достигли покоев сэра Эноли. Принц Айори взялся за ручку двери, но не повернул.
– Если нам предстоит вместе прислуживать королеве, то вы должны обращаться ко мне просто Айори.
Айори? Айори! Я подумала, что ни за что не смогу это вымолвить, поэтому просто кивнула.
Он погладил пса:
– Учу откликается на «его королевское высокособачество». Ну что, войдем, Эза?
– Да, пожалуйста, принц Айори.
– Айори.
– Не могу.
– Сможете. Да, пожалуйста…
– Да, пожалуйста… – Мой голос упал до шепота. – Ай-айори.
Слуга, дежуривший у постели больного во время спевки, сказал, что, пока люди пели, король вел себя беспокойно.
– Но теперь он дышит легче, – заметил сэр Эноли. – Вполне возможно, спевка ему помогла. Сейчас еще рано говорить об этом.
Айори пододвинул стул к постели дяди. Я осталась в дверях, понимая, что мне здесь не место. Я ведь никто королю Оскаро, всего лишь подданная. Рука короля лежала согнутой на одеяле. Кожа вокруг ногтей была грубо обгрызена. Я не имела никакого права это замечать, поэтому присела в поклоне и ушла.
У себя в комнате я так и не смогла заснуть. Перед закрытыми глазами всплывали лица – Иви, Айори, король и мое собственное лицо, но только красивое, как в зеркальце Скулни. Я бодрствовала полночи, а утро встретила разбитая, в тоске по дому.
Пришлось пропеть еще одну детскую песенку:
Я одинока, как вырванный зуб,
Одинока, как нежеланная правда,
Как рыбка, отставшая от косяка,
Гений в толпе дураков.
Потом я написала письмо родителям, рассказала, какое несчастье приключилось с королем. Среди прочего я сообщила:
Вы не поверите еще одной новости. Королева сделала меня своей фрейлиной. Не могу объяснить…
Иначе угожу в тюрьму.
…но это правда. Мне полагается жалованье и земля, в общем, скоро я стану леди.
Я описала им подробности, стараясь придерживаться веселого тона и надеясь, что они не заподозрят ничего дурного. А в конце попросила их поцеловать Имилли, виновницу моей удачи.
Хотя мне хотелось рассказать им об Айори, рассказывать, по сути, было нечего. Ну красивый, даже очаровательный, добросердечный. А еще любит своего пса и не доверяет мне.
Одеваясь к выходу, я перебирала оставшиеся наряды дамы Этель, все как один безвкусно украшенные, все как один отвратительные. То платье, что я выбрала, было кирпичного цвета с фиолетовыми, зелеными и голубыми вставками.
И почему только дама Этель не предпочитает какой-то один цвет?
Выйдя из комнаты, я отправилась к герцогине, чтобы помочь ей собраться в дорогу. Она встретила меня на удивление сердечно и пообещала доставить письмо. Она даже разрешила пользоваться платьями дамы Этель столько, сколько понадобится. И если подумать хорошенько, то это, возможно, было вовсе не проявление сердечности, а, наоборот, наказание!
С большим трудом закрыв набитые до предела сундуки герцогини, я пожелала ей счастливого пути. Она была последней ниточкой, связывающей меня с домом, а скоро я и этого лишусь. Пусть она отличалась несговорчивостью и скверным нравом, но не желала никому зла, и мне будет ее не хватать.
В Банкетном зале я попросила у горничной поднос, чтобы отнести королеве.
Гадая, какой меня ожидает прием, я постучала в дверь королевских покоев. Ответа не последовало. Я снова постучала – и снова не получила ответа.
