Фал-Грижни с женой прибыли сюда одними из последних. Верран надеялась где-нибудь притаиться с тем, чтобы остаться незамеченной, но Грижни подвел ее к первому ряду и усадил там вместе с Нидом перед тем, как самому подняться на главный подиум. Несколько более чем пожилых чародеев с недоумением взглянули в сторону Верран, и она почувствовала, что краснеет. Она решила не отрываясь смотреть на десятерых членов Совета — благо они находились прямо напротив нее. Ее муж, председательствовавший в Совете, оказался одним из самых младших по возрасту его членов, и это не могло не удивить Верран. Фал-Грижни казался ей человеком бесконечно мудрым и опытным, но почти все остальные члены Совета были гораздо старше его. Каким же образом ему удалось стать магистром ордена? Каким образом удалось сместить с этой должности своего предшественника — Леккела Дри-Ванниво?.. Сказав мужу о том, что она ничего не знает об Избранных, Верран не покривила душой.
Послышался шорох темных одежд — и в кресло рядом с Верран опустилась рослая женщина. Повернувшись к ней, Верран с радостью приветствовала союзницу своего мужа Герезу Вей-Ненневей. Кроме Вей-Ненневей, Верран знала в лицо еще двух участников Совета: здесь присутствовал Саксас Глесс-Валледж, закадычный друг герцога, а на дальнем конце стола восседал Бон Дендо, всем известный как великий мастер политического лавирования. Лица остальных семерых показались Верран едва знакомыми. Она подумала, что они, должно быть, всего несколько недель назад были гостями у нее на свадьбе. Но сейчас лица собравшихся были далеко не праздничными.
Фал-Грижни встал с кресла и неподвижно застыл на почетном месте во главе стола. Во всем огромном зале на мгновение воцарилась мертвая тишина. Затем Грижни заговорил совершенно непонятно. Верран вслушалась. Красивый голос ее мужа звучал то выше, то ниже, однако она не могла разобрать ни единого слова. Он говорил на древнеюмском — на древнем языке, оставшемся живым на протяжении нескольких поколений уже после объединения древнелантийского языка с наречиями островных городов. Древнеюмский был языком старинных ученых-чародеев. Воззвание на этом языке непременно открывало каждое заседание ордена Избранных. Так повелось со дней Неса по кличке Глазастый.
И как раз когда Верран решила, будто на протяжении всего совещания ей не доведется услышать ничего, кроме тарабарщины, воззвание завершилось. Фал-Грижни, не садясь на место, продолжил выступление уже по-лантийски. Верран напряглась. Уж это-то она должна понять или, по меньшей мере, ей так хотелось думать. Но и по-лантийски Грижни говорил сейчас едва ли более понятно, чем на древнеюмском. Он довольно пространно излагал процедурные вопросы, ссылаясь при этом на факты и обстоятельства, понятные только тем, кто был сведущ во всех тонкостях Познания. Этого требовал ритуал, но Верран почувствовала, что ее интерес вновь идет на убыль. Она уставилась на потолок, покрытый стеклянными расписными панелями, начала рассматривать изгибы купола. В серебряном небе над головой в этот миг пролетела морская птица — и Верран поневоле позавидовала ей. До сих пор предсказание Фал-Грижни сбывалось: совещание не оправдывало ее ожиданий. Ей было ужасно скучно. Она исподтишка поглядывала на сидевших с нею в одном ряду старейшин — как правило, это были седовласые старцы в черных одеждах, и ничто в их внешнем облике не намекало на наличие особых способностей, им якобы присущих, — способностей врожденных, но развитых и утонченных десятилетиями трудов и ученья. Почему несчастный Бренн Уэйт-Базеф так стремится войти в их число?.. Рядом с Верран сидел Нид. Клобук его был откинут, потому что лицо Нида не показалось бы отвратительным никому из присутствующих. Глаза мутанта неотрывно следили за его господином, на лице были написаны преданность и умиление. Верран посмотрела в ту же сторону — взглянула на мужа трезвыми глазами. Как правило, она почти не обращала внимания на его почти обескураживающую внешность, предпочитая вместо этого упиваться благозвучием его голоса. Или дело заключалось не столько в голосе, сколько в словах, которые этим голосом произносились? Такой пристальный взгляд ему бы наверняка не понравился, и она понимала это. Он привез ее сюда с тем, чтобы она набралась премудрости, с тем, чтобы увеличила запас собственных знаний, потому что знания он ценил выше власти, богатства или любви. Верран тряхнула головой, чтобы прогнать незаметно накатившую дремоту. И она выбрала для этого удачный момент, потому что именно сейчас Фал-Грижни закончил вступительную часть своей речи и слова его стали внезапно более чем понятными. А ведь Грижни, наряду с прочим, славился немногословием и убедительностью своих выступлений.
— Всем вам известно сложившееся положение. Герцог обложил имущество Избранных высоким налогом, распространив его и на данный остров, что представляется крайне спорным решением, потому что остров в его владения не входит. И сделал он это с тем, чтобы показать нам серьезность собственных намерений. Ему отчаянно нужны деньги. И сама эта потребность возникла в результате его бездумной и близорукой политики. Он проникается враждебностью ко всякому, кто даст ему противоречащий его собственным планам и желаниям совет или же осудит уже принятое им решение. Именно такой совет он и получил от Избранных в ответ на свое предложение заложить крепость Вейно городу Гард-Ламмис, и налог на наше имущество стал прямым следствием такого развития событий. При данных обстоятельствах мы можем и должны избрать одну из предлагаемых далее тактик.
Во-первых, мы можем искать благоволения его высочества полной и скорейшей выплатой всех налогов, а также снятием наших возражений в связи с его планами. Поступая так, мы на какое-то время обретем его милость. Во-вторых, мы можем отказаться платить налог, одновременно настаивая на собственных возражениях в связи с крепостью Вейно, надеясь на то, что наша решимость окажется достаточным средством, чтобы охладить пыл правителя… и уменьшить его страх. — Грижни сделал краткую паузу для поддержания интереса к своей речи. — В-третьих, мы можем заплатить испрошенное и вместе с тем настоять на своих возражениях, что, разумеется, вызовет с его стороны лишь дальнейшее раздражение. Наконец, мы можем отказаться от уплаты налога и одновременно с этим усилить противодействие проводимой герцогом политике. Я склоняюсь в пользу этой, четвертой, возможности, в поддержку чего позволю себе назвать две причины.
Следует четко осознать и объявить, что Избранные представляют собой самоуправляющееся сообщество, которое, благодаря присущим нам особым способностям, существует в городе-государстве Ланти-Юм как совершенно независимая сила. Хотя наше могущество очевидно, вопрос о нем сознательно игнорируется на протяжении всей истории лантийского государства. По различным причинам сугубо политического свойства мы как единое целое решили смириться во всех аспектах и без каких бы то ни было ограничений с властью герцогской династии Ланти-Юма. Но следует ли нам и желательно ли для нас вести себя с тем же смирением и впредь, это вопрос более чем спорный. Налогообложение нашего имущества имеет откровенную политическую подоплеку и именно в таком качестве оно должно быть отвергнуто с порога.
