Теперь же Скорцени мог сказать себе, что и этот риф он благополучно миновал. По крайней мере, так ему казалось. Он ведь прекрасно понимал, что вторгается в самую сокровенную часть бытия высшего руководства рейха.
Январь 1939 года.
Антарктика. Борт германского авианосца «Швабенланд».
Едва командир корабля барон фон Риттер отдал приказание вахтенному офицеру, как в наушниках вновь послышался голос. Однако теперь он уже принадлежал не капитану субмарины Блэку, а какому-то иному человеку, который, к тому же, обратился к нему на немецком, пусть и довольно странном.
Голос у этого человекабыл мужественно-резким, а каждое слово он произносил так, словно выкрикивал каждый слог в отдельности. К тому же, слова он выговаривал с каким-то странным акцентом – глотая окончания и произнося отдельные звуки так, словно они зарождались у него не на выдохе, как это происходит у абсолютного большинства землян, а на вдохе. В общем, он напоминал иностранца, который, так и не овладев чистым немецким, умудрился лет десять прослужить фельдфебелем в берлинской унтер-офицерской школе.
– Мы не будем встречаться на вашем корабле, господин фон Риттер. – Это невозможно.
– С кем я говорю?
– Вам уже объяснили. Я – гость капитана Блзка, Обращайтесь ко мне Господни Консул или просто Консул, вместо традиционного имени. Нам нужно встретиться. Это в ваших интересах.
– Что вы предлагаете?
…Вы спускаете на воду бот и поднимаетесь на борт субмарины «Атдантис». Время, которое вы проведете на субмарине, многое прояснит для вас, а главное, сделает вашу экспедицию более осмысленной.
– Вполне допускаю, господин Консул.
– Вот видите, мы уже начинаем пони мать друг друга. На борт поднимаетесь один. Матросы возвращаются к борту «Швабен-ланда» и ждут вашей команды. У вас возникли вопросы?
– Естественно. Причем не только у меня, но и у всего высокого собрания.
– Зададите их на субмарине, капитан цур зее. Жду. Поняв, что связь прервалась, фон Риттер вопросительно взглянул на все еще находившихся на мостике Готта и гаупт-штурмфюрера Крозетта.
– Меня ждут на субмарине, господа. Капитан субмарины «Атлантис» назвал себя Блэком, а беседовать со мной собирается человек, именующий себя Консулом Внутреннего Мира. Что скажет по этому поводу высокое собрание?
Офицеры молча и как-то слишком уж беспомощно переглянулись.
– Я так понимаю, что мы получили приглашение, проигнорировать которое не имеем права, – произнес фон Готт.
– Глубокомысленное наблюдение.
– Пока что они ведут себя довольно миролюбиво, но…
– Пока что – да… – согласился с ним Крозетт. – Но я предлагаю поднять самолет в воздух и барражировать над субмариной все то время, пока идут переговоры.
– И какова цель этого вашего барражирования? – поинтересовался фон Готт, – Пустить субмарину на дно вместе с командиром «Швабенланда»? Гениальное решение!
– Но у нас нет иного способа воздействия на команду субмарины, – возмутился командир морских авиаторов. – Наше кормовое орудие – против их торпеды? Мы его и расчехлить не успеем!
– И даже не будем пытаться, – заверил его фон Риттер.
– Радист и телеграфист уже наверняка связались с Берлином, – сказал старший офидер. – Предлагаю потянуть время, дождаться ответа.
– Какого? – не очень бодро парировал Риттер. – Что, сидя в Берлине, можно посоветовать командиру судна, на борт которого прямой наводкой нацелены два торпедных аппарата? И от кого конкретно ждать ответа: от адмирала Редера, от Геринга или, может, поиграть на нервах самого фюрера?
– Тоже верно, – поскреб заросший подбородок фон Готт. – Но в любом случае, при любом раскладе сил самое время позвонить адмиралу Редеру.
– Разве что – как тестю, – обронил фон Риттер. – Да и то – не думаю, что именно этому звонку давно отбившегося от рук зятя он сколько-нибудь обрадуется.
Рослый, тучный, почти медведеподобный, этот человек буквально источал из своих мощных мышц какую-то неуемную физическую силу Риттер уже знал, что старший офицер «Швабенланда» происходил из давно обедневшего дворянского рода и что отец его, все еще сохранявший за собой наследственный титул барона, в течение многих лет зарабатывал себе на хлеб обычным дровосеком. Причем самое странное заключалось в том, что занятие сие барон фон Готт-старший считал вполне приемлемым для себя.
Как выяснилось, сам Теодор Готт с тех же юных лет подрабатывал на лесозаготовках, где вскоре, благодаря своей исключительной физической силе, стал личностью почти легендарной. Впрочем, слава тоже пришла к нему из леса. Схватившись где-то в предгорьях Баварских Альп с вожаком волчьей стаи, барон в мгновение ока оглушил его, а затем переломал хребет, после чего, вооружившись дубиной, жесточайше расправился со всей подоспевшей стаей.
Точно так же расправился Барон-Дровосек и с какой-то бандой на окраине портового городка Эмдена, куда приехал поступать в мореходное училище торгового флота. Как утверждали со временем функционеры штандарта местных штурмовиков, и искалеченные бандиты, и полицейские, расследовавшие это происшествие, были просто-таки поражены той холодной яростью, с которой вчерашний лесоруб крушил челюсти и прочие кости всех четверых нападавших, даже не помышляя при этом о вполне благородном и оправданном в подобной ситуации спасении бегством.
Теодор избивал нападавших до тех пор, пока не прибыла полиция. Но и после ее прибытия он умудрялся выхватывать из рук полицейских то одного, то другого бандюгу, чтобы, оглушив его ударом кулака в голову швырять на руины каменной ограды.
Из-за откровенного неуважения к полиции схватка едва не закончилась для Готта тюрьмой, но ему повезло: в городе как раз начал формироваться новый «штандарт» СА, и местный руководитель штурмовиков, прослышавший о силе и яростинекоего Барона-Дровосека, сумел отбить его у правосудия, чтобы назначить руководителем ударного отряда, занимавшегося разгоном идеологических противников национал-социализма в районе порта.
По рекомендации командования штурмовиков Теодор и былзатем направлен в военно-морское училище в Киле, то самое, которое в свое время окончил и главнокомандующий ВМС рейха адмирал Эрих Редер.
На учебе в училище, собственно, настояла одна из племянниц будущего главкома ВМС по имени Норманния, которая к тому времени успела влюбить в себя красавца Готта и собиралась стать его женой. Не возражала Норманния и против того, чтобы по вечерам ее муж-силач посещал занятия в специальной спортивной школе штурмовиков, где его обучали приемам восточных единоборств и владению различными видами холодного оружия.
