Еда была не просто невкусной, но отвратительной — непонятного цвета варево, отдаленно похожее на кашу. Однако Юсуф сейчас поглощал ее с огромным энтузиазмом, не стесняясь посмеивающихся солдат, сторожащих его: видимо, подобной гадости не ели и они. Если ожидания его не подведут, ему предстоит далекая дорога — если не до здешней столицы, то до базы местной службы безопасности. Там-то и состоится очень важный разговор.
Он угадал — больше его не били. И даже прикладами автоматов не подталкивали.
После обеда в тесной камере, явно не предназначавшейся для содержания преступников, узника вывели в коридор. Он уже проходил этим путем в допросную, но теперь его вели мимо. Оказалось — к выходу.
Юсуф прищурился — солнечные лучи ударили прямо в глаза. Суть происходящего он уловил тотчас же: его передавали с рук на руки. Теперь его делом будут заниматься офицеры безопасности.
На сей раз его осторожно потянули за плечо, вынуждая шагать в нужном направлении. «К вертолетной площадке», — решил он. Она находилась сразу же за зданием «гауптвахты».
Около вертолета его уже поджидал офицер, который пытался вести допрос. Прикрикнул на солдат, отдал какую-то команду на своем птичьем языке — и тут же из вертолета появились конвоиры в той же серо-черной форме, что и офицер безопасности.
Посадка прошла без затруднений: узник не только не сопротивлялся, но и всем своим видом стремился показать, что готов к любому сотрудничеству. И был понят без переводчика. Его даже не заковали, просто солдаты службы безопасности уселись на сиденьях с двух сторон.
И это радовало — сотрудничество получится, насколько позволит языковой барьер. А в том, что он вскоре будет снят, Юсуф не сомневался.
Но пока что ему оставалось наблюдать за тем, как в иллюминаторе становится все меньше и меньше, а потом тает клочок земли.
Вертолет сделал круг над базой, а потом понесся в направлении ближайшего города.
— Значит, «чужой»? Несмотря на то что сам же говорил — с Кланами контактировал?
— Да. Мы уверены в этом абсолютно, полностью, — подтвердил офицер. — Это «чужой». Поэтому мы не стали заниматься нейтрализацией и дальнейшими допросами. Ждем вашего решения.
Как и всегда, «краткие номера» избегали титулования. Те, у кого они были трехзначными, должны были добавлять «Великий» или «Великая», но случаи, когда Тиада-Атум общался с такими, терялись в глубине десятилетий.
— В таком случае было бы неплохо его увидеть.
Пожалуй, это проговорила не Великая, а именно Биру-Кеми — любопытство было ей свойственно, как и любой девушке.
— Каков он из себя? — продолжала она.
— Гораздо смуглее нас, но… — Офицер растерянно замолчал. Он привык общаться с прежним воплощением Тиада-Атум, порой называл его про себя «стариком». И все вопросы были четкими и точными, хотя сейчас старик наверняка разворчался бы: «Почему до сих пор вытащили из него так мало информации?! Что за безобразие, кто там у вас разгильдяйничает…»
И уж последнее, чем поинтересовался бы старик, — это внешность арестованного.
— Продолжайте, — подбодрила его Биру-Кеми. — Примерно вашего возраста? И не похож внешне ни на нас, ни на людей Кланов?
— Я сказал бы, что сильно моложе. Хотя сам он утверждает, что — старше. Мало того, мы проверили это утверждение на детекторе — он не лжет. И насчет всего остального — тоже. Крайне любопытный тип, и…
А вот давать советы не стоило. Старик сказал бы — «разберусь без вас». А что могла сделать эта… Даже в мыслях назвать ее девчонкой было невозможно. Девчонки — они мечтают о парнях. Реже — об удачном замужестве с кем-то из «кратких номеров». Возможно, мечтала о том и Биру-Кеми — до тех пор, пока не стала Великой.
Все у нее сбылось — у самой появился номер короче некуда. И оказалось, что есть еще одна заветная мечта: заглянуть в камеру, где «нейтрализуют» ее бывшую подругу.
Номер четырнадцатый невольно передернулся от отвращения. За время своей службы он навидался всякого, приходилось проводить и «нейтрализации», иногда — без милосердного выстрела или инъекции. Но чтобы кто-то с таким любопытством и беспечной удовлетворенностью на этот процесс взирал — нет, такое он видит в первый раз! А еще страшней — что внешне это хрупкая девочка-продавщица. «Может, операция по пересадке сознания дала какой-то сбой?» — подумал офицер. Но вслух произносить такие вещи он никогда не рискнул бы.
— В старых архивах были сообщения о «чужих». — Биру-Кеми проговорила это вполне утвердительно. Нет, все же пересадка состоялась, и вполне удачная.
— Да, но то, что говорит допрошенный о своем мире, сильно отличается от того, что говорилось прежними «чужаками». Притом — это показали детекторы — он не лгал. Это пришелец из техногенной цивилизации. Сильно развитой, возможно, близкой к нашему уровню. Это подтверждает осмотр его вещей и одежды — того, что осталось. Прочее растащили патрульные.
— Прикажите понизить номер командующего гарнизоном на… три тысячи пунктов, — распорядилась правительница.
Офицер только вздохнул. Такова благодарность за пойманного лазутчика! Но, по крайней мере, это приказ, достойный прежнего Великого. В его стиле.
— Будет сделано. Оружие не растащили, его изъяли у арестованного. Оно принадлежало Кланам.
— И он прекрасно умел им пользоваться?
— По крайней мере, знал, как им пользоваться. И еще — «чужак» вполне мог пустить его в ход при аресте. Армейские сильно рисковали — по глупости, разумеется. Но он не сделал ни выстрела. Полагаю, преднамеренно.
— Хотел сдаться патрульным?
— Сложно сказать. Вероятно, что и так. Отчасти поэтому Служба Спокойствия не приняла никакого решения по его поводу, кроме одного: доложить и оставить на ваше усмотрение.
— Остается признать, что в их мире произошли какие-то сильные изменения. — Биру-Кеми покачала головой. — Либо он вообще откуда-то не оттуда. Он может оказаться полезным. Или очень опасным.
— Возможно, и опасным, — согласился офицер.
— С удовольствием посмотрю на это чудо. Полагаю, завтра, сразу после утренних докладов.
***
Изменение обстановки Юсуф почувствовал сразу же.
Никто и не думал сажать его в камеру, наполненную всяким сбродом. Хотя, быть может, тут так поступать вообще не принято. Еда — вареные побеги неизвестных ему растений с кусочками мяса — оказалась вполне сносной. Для человека, который лишь на людях изображал из себя правоверного, задавать вопросы о происхождении мяса было совершенно не нужно. Съел — и не поперхнулся.