— В то, что я не заставлю тебя говорить, я верю, тут ты прав. Прав и в том, что переубедить тебя словами мне тоже не удастся, это я тоже понимаю… Выходит, ты Конгрегации неинтересен.
Каспар нахмурился.
— Поясни, — потребовал он сухо.
— Все просто, — пожал плечами Курт. — Информации от тебя — нет и не будет. Торжественно тебя сжечь — да, мы в очередной раз похвастаем поимкой опасного малефика, но и твоим тайным последователям это пойдет на пользу. Даст им сакральную жертву во имя строительства вашего мира, знамя, мученика, символ; уверен, ты бы стал одним из тех, о ком в Конгрегации рассказывают легенды «сгорел молча». Ну, и к чему нам это… И без того забот хватает. Лично мне? Я лично навалял адепту Вотана в полной силе, отметелил собственными руками… pardon, ногами. Для того, чтобы потешить самолюбие, этого вполне достаточно, а месть, как ты сам сказал, мне не нужна. Id est, нам ты, выходит, ни к чему. А стало быть, Конгрегация снимает с тебя все обвинения в малефиции и передает светским властям, пусть сами решают, что с тобой делать. Насколько мне известно, за одно только разжигание бунта и убийство местного барона с сыном в Таннендорфе тебе светит виселица. Да, это, увы, главный неприятный момент. Именно виселица, Каспар Леманн. Не буду спрашивать, видел ли ты, как умирают в петле, уж точно видел… На сакральную жертву не тянет, бр-р. Разумеется, светские могут проявить сострадание хотя бы в этом и не выставлять столь позорную смерть на всеобщее обозрение, вздернуть тебя тайно где-нибудь… да вот хоть прямо тут, за лагерем; там стоит два отличных, удобных столба для мародеров и прочих нарушителей. Тогда героя народных толп и любимца богов Каспара никто не узрит в непотребном виде… Кроме палачей и охраны, конечно. А эти ребята — такие трепачи, Бог ты ж мой… С этим, увы, никакая власть ничего поделать не сможет, слухи есть слухи, и если уж поползет по Империи молва о том, как ты вырывался из рук палачей со слезами, пару раз обмочился по пути к виселице и сулил за свою жизнь тайно прикопанные клады, и даже — о ужас! — начал громко молиться, стоя под перекладиной… Ты ведь знаешь, кто у нас нынче Бруно? Ректор академии, член Совета… Но по-прежнему слушается меня; уж не знаю, почему — привычка, что ли, осталась… И если я скажу ему «так надо» — он просто кивнет и подмахнет распоряжение о передаче тебя светским. Он сейчас здесь, в лагере, между прочим; явился недавно, когда узнал, что здесь я. А знаешь, кто еще здесь? Зондер, который много лет назад поддался слабости и под угрозой жизни жены и новорожденного сына попытался выполнить поручение, данное ему неким странным «крестьянином», а именно — убить принца Фридриха фон Люксембурга. Но так вышло, что Фридрих — человек незлобивый, а зондер во всем покаялся, и теперь надежней телохранителя у наследника нет. К чему это я… Ах да. Наследник. Ты ведь в курсе, что мы с ним друзья. Он давно дожидается шанса расплатиться со мной за спасенную жизнь, всё ждет, когда же я у него хоть чего-нибудь попрошу… И вот он, удобный случай. А попрошу я привести его телохранителя в этот шатер на опознание и спрошу у парня: «вот этот, у столба, не тот ли самый крестьянин?». Да, я знаю, что это был не ты. Но и я, и, что главное, сам Хельмут — знаем, кто все организовал. Кто подослал того человека. Чья это была идея. Поэтому он ответит правильно. Главное — держать его при этом покрепче, чтоб он не перегрыз тебе глотку прямо здесь; дисциплина дисциплиной, но убитые сын и жена — дело такое… Такое не забывают. А дальше — Фридрих на скорую руку проводит суд и приговаривает тебя к повешению. На все уйдет час, не больше. На то, чтоб вздернуть — еще меньше. А первые слухи поползут по Германии уже завтра к вечеру.
Каспар слушал его молча, глядя в стенку шатра напротив себя, и ответил не сразу — медленно обернувшись к своему пленителю, растянул губы в улыбке и одобрительно кивнул:
— Отличный ход, майстер инквизитор. Серьезно. На кого другого это могло бы и подействовать. Да, не отрицаю, подобное развитие событий скажется на моем деле не лучшим образом, и кто-то, поверив вашим агентам, может даже отвратиться от него. Кто-то может поколебаться, кто-то сдаться. Но тех, кто за мной — больше, и их ничто не столкнет с пути, даже если они вам поверят… Но они не поверят. А смерть в петле… — Каспар помедлил, словно задумавшись, и беспечно дернул плечом: — Тоже смерть. Неприятно, согласен, но не так уж безвыходно: я все равно смогу получить то, что мне приготовил Старик.
— Это после того, как ты так разочаровал его? — поднял бровь Курт. — Так, что он даже отнял у тебя силу и свое благоволение? Сдается мне, он захлопнет дверь у тебя перед носом.
— Вот и искуплю, — безмятежно улыбнулся Каспар. — Меня убьет мой враг, враг Вотана, враг моего мира; это не будет гибель в бою, но все равно это будет гибель в сражении. Духовная брань, майстер инквизитор. Ты по сути сам вызовешь меня на бой — еще один, последний, где я буду биться за собственную душу и посмертие. Уверен, что на сей раз победа не останется за мной?
— Дай подумать… — с сомнением произнес Курт, заведя глаза к своду шатра в показной задумчивости. — Да, полагаю, что и в этом бою тебе придется несладко. Знаешь, Альта обмолвилась, что ты пытался что-то рассказывать ей о травах, но она почти не слушала: ей было скучно. Потому что все это она уже знает от матери… Я говорил, что Готтер разобралась в твоих запасах?
Каспар не ответил и головы к нему не повернул, оставшись сидеть неподвижно и молча, и Курт, кивнув, продолжил:
— Той дряни, что мы вливали в тебя, дабы привести сюда — у нас ее полным-полно. Припомни те три с небольшим дня пути… Не получается? Так вот путь до виселицы ты не запомнишь тоже. Если на свои вопросы я не услышу ответов, я просто кликну тех парней снаружи. Тебя снова прикрутят к этой крестовине, уложат на пол, зажмут нос; если придется — разожмут зубы ножом. Вставят воронку. И я волью в тебя этой гадости от души. Десятикратная доза — и ты забудешь не только о Вотане, ты забудешь о себе самом; ты не осознаешь не только того, что идешь умирать — ты даже перестанешь понимать, что живешь. Ты даже грезить не будешь — тебя просто не будет как такового. Я верно описал действие этой отравы, ничего не перепутал?.. Посмотрим, сможешь ли ты вести свою невидимую брань, когда твой разум, твоя душа не смогут осознать даже того, что она началась… Хрен тебе посмертие в компании твоих беглых ангелов, Каспар. Старая добрая Геенна; там тебе огня хватит до конца вечности. Ну как, ты все еще уверен, что победа останется за тобой?
Тот глубоко перевел дыхание, на миг прикрыв веки, и медленно обернулся к допросчику.
