Дом Витри стоял заброшенным и неухоженным, нетоптаная тропинка выдавала отсутствие жильцов. Дверь в сарай покосилась и заросла бурьяном, на крыльце лежал подтаявший снег. Витри поставил Чару в сарай и взялся за дела — поправил дверь, вытер полугодовой слой пыли, скопившийся в комнате, вымыл пол и посуду, расчистил тропинку, расставил и разложил по полкам дорожный багаж.
Когда чистота и порядок были восстановлены, он пошел на озеро, проведать оставленную на берегу лодку. Долбленка, затопленная, лежала в воде у берега — видимо, сельские мальчишки стащили ее в воду, чтобы поиграть в Кельварна. Витри пробрался к ней сквозь побуревшие от холода, прихваченные прибрежным ледком заросли исселя, толкнул отсыревшее дерево ногой. Лодку следовало вытащить и просушить, но лоанец медлил взяться за осклизлые борта. Он остановился над ней в раздумье, поправил на плече лук Феникса, с которым не расставался по заимствованной у Тревинера привычке.
Заметив стайку диких уток, плавающих у берега, он вскинул лук и выстрелил, а затем длинной палкой выгреб добычу из воды.
«Повезло», — подумал Витри, никогда не принимавший всерьез слова охотника о верном глазе, и захлюпал промокшими башмаками прочь от озера. У околицы бегали мальчишки, игравшие, судя по диким воплям, в Шемму и уттаков. Витри задержался посмотреть, но, так и не поняв, кто же из них — Шемма, отвернулся и пошел домой.
Дома он переоделся и развел огонь, чтобы просушить башмаки и сварить утку, а затем улегся на кровать и долго вспоминал недавнее путешествие по Келаде. В его памяти проплывали города и дороги, голоса и лица — сверкающая улыбка Тревинера, аскетический, отчужденный взгляд невообразимо богатого и знатного Равенора, выражение глаз Альмарена, сидящего у вечернего костра и в задумчивости накручивающего на палец длинные, темные волосы. Незаметно наступила ночь, а Витри все лежал с открытыми глазами и спрашивал себя — много ли в нем осталось от того паренька, полгода назад уехавшего из села на толстопузой мельниковой кобыле? Под утро он заснул, но вскоре был разбужен стуком в дверь и, заранее досадуя, пошел открывать.
К его облегчению, там оказался не кто-то из любознательных сельчан, а младший брат Шеммы, передавший приглашение на свадьбу. Витри поискал по полкам что-нибудь подходящее для свадебного подарка, но вспомнил, что все уже раздал. Да и чем можно было удивить табунщика, распорядившегося полученными в пути благами гораздо лучше своего товарища! Витри взял лук и пошел на озеро, чтобы добыть дичь к свадебному столу. Настреляв уток, он понес их к Шемме.
У Шеммы вовсю готовились к свадьбе. Вкусные запахи наполняли улицу, люди суетились, бегали с посудой, тряпками и котлами, тащили во двор столы и стулья, взятые взаймы у соседей. Виновник торжества вышел из кухни, где снимал пробы с угощений и давал советы стряпухам, и радостно встретил Витри, а еще радостнее дичь — лакомство, редкое для лоанцев, среди которых не было охотников. Витри поздравил его и пошел домой, довольный, что сумел угодить товарищу.
Кипучая суета, царящая у Шеммы, распространялась лишь до ближайшего поворота, а там сменялась неспешной жизнью лоанского поселка. Витри шел по тихим, словно погрузившимся в вечный сон улицам, раскланиваясь с сельчанами и ловко избегая попыток продолжить беседу. Внезапно он увидел девушку, вывернувшуюся из боковой улицы, и споткнулся, мгновенно узнав эту быструю походку, эти светлые кудряшки, окружающие хорошенькое круглое личико с аккуратным, чуть вздернутым носиком. Лайя тоже заметила его и пошла навстречу, пышная юбочка так и порхала вокруг ее ног.
— Привет, Витри! — прощебетала она, подойдя. На улыбающемся личике девушки не было ни малейшего намека на прежнюю размолвку.
— Здравствуй, Лайя, — Витри остановился, понимая, что разговора не избежать.
— Что-то ты не заходишь в гости, — кокетливо пропела Лайя, подходя к нему гораздо ближе, чем требовал разговор. — Или загордился?
— Чем тут гордиться? — пробормотал Витри, отводя глаза. — Дела, понимаешь…
— Неужели ты все еще сердишься? — спросила его Лайя, не принимая отговорки.
— Разве? — переспросил Витри, скорее себя, чем ее. — Я и тогда не сердился. Это ты сердилась. Тебе не нравилось, что я не герой.
— Ну нельзя же все принимать всерьез! — Лайя пренебрежительно повела плечиком. — Ты на целых полгода оставил меня одну! Если я и прощу тебя, то только потому, что ты сделал это из-за меня.
— Из-за тебя, — согласился Витри.
Смысл ответа польстил бы девушке, если бы в интонации не проскользнуло нечто, заставившее ее насторожиться.
— Теперь ты — герой, — она обеспокоенно заглянула в лицо прежнему другу. — Я же сказала тебе тогда, что выйду замуж за героя.
— Какой из меня герой, Лайя? — Витри вспомнил, что и до отъезда замечал все ее претензии на исключительность, все эти мелочные ужимки признанной сельской красавицы, и удивился тому, что они казались ему забавными и трогательными. — Я делал то, что нужно, только и всего. Это вон Шемма — герой.
— Вечно ты скромничаешь! — в голосе Лайи послышались раздраженные, требовательные нотки. — Между прочим, Поти, сын сапожника Ваппы, уже два раза звал меня замуж. Так что стоит мне захотеть… понял?
— Понял, — сказал Витри. — Я от души желаю счастья вам обоим — тебе и Поти.
— Но… — изумилась Лайя.
— До свидания.
Витри зашагал прочь, оставив ее стоять посреди улицы. С каждым шагом в нем росло чувство свободы и облегчения, сменяющее неловкость разговора. Он вбежал на крыльцо своего домика, первого от околицы, рывком распахнул дверь и полез шарить по полкам и ящикам. Его руки сами знали, что делать — встряхивали дорожные мешки, разыскивали миску, ложку, котелок, походное одеяло, смену одежды и прочие нужные в дороге мелочи.
Свадьба Шеммы удалась на славу, говорили, что не припомнить такого же пышного праздника. Все село гуляло до поздней ночи, и проснулось за полдень. Утро осветило нетронутый ночной снег, припорошивший лоанские улицы, и только на тропе, ведущей из села, отпечатались одинокие следы конских копыт.
В. Черных
Вадим Арчер: честь безумцу
Это, если помните, из школьной программы: «Господа! Если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой…» — ну, и так далее. Во все времена, а уж в последние десятилетия XX века особенно, дорог к «правде святой» открывалось великое множество. Но дороги дорогами, а конечная станция все так же далека и, похоже, недостижима. А посему в желающих «сны золотые навевать» недостатка нет. В любом виде искусства, включая литературную фантастику. Вопрос в качестве.
