Архивариус скромно улыбнулся:
— Вы очень добры.
— Конечно, — сказал Деорнот и почувствовал, как портится у него настроение, — если нам дано пережить предстоящий день, нам понадобится не только ум. Нам еще потребуется везение.
Посидев еще немного с архивариусом, Деорнот решил найти себе местечко поудобнее, чтобы урвать часок сна до наступления дня. Он слега подтолкнул задремавшего было Стренгьярда.
— Я дам вам возможность закончить вахту, отец мой.
— Ммм? Ох! Да, сир Деорнот. — Священник энергично закивал, изображая бодрость духа.
— Солнце скоро взойдет, отец мой.
— Несомненно, — улыбнулся Стренгьярд.
Деорнот отошел на несколько десятков шагов и пристроился к поваленному дереву на ровном участке. Леденящий ветер носился над землей как бы в поисках теплых человеческих тел. Деорнот плотнее закутался в плащ и старался найти удобное положение. Он долго пытался согреться и заснуть, но понял, что это ему не удастся. Тихо ворча, чтобы не разбудить спящих вокруг, он вскочил на нога и пристегнул пояс с мечом, а затем направился обратно к посту отца Стренгьярда.
— Это я, отец мой, — сказал он тихо, выходя из-за деревьев на маленькую полянку, — и замер, потрясенный: на него смотрело белое лицо с прищуренными черными глазами. Стренгьярд обмяк в руках напавшего на него неизвестного. Он спал или был без сознания. Лезвие ножа, похожее на шип огромной розы из черного дерева, было приставлено к обнаженной шее священника.
Когда Деорнот бросился вперед, он увидел еще два бледных узкоглазых лица в ночных сумерках и закричал:
— Белые лисы! Норны! На нас напали!
Вопя, он ударил бледнокожее существо и обхватил его руками. Они повалились на землю, архивариус упал вместе с ними. Все так перепуталось, что на мгновение Деорнот не мог разобраться в смешении брыкающихся рук и ног. Он почувствовал, как это существо тянет к нему свои тощие конечности, исполненные неуловимой, ускользающей силы. Руки вцепились ему в лицо, отталкивая подбородок, чтобы открыть шею. Деорнот двинул кулаком во что-то похожее по твердости на кость. Наградой послужил сипящий крик боли. Теперь были слышны треск и крики в деревьях вокруг поляны. Он не знал происхождения звуков: еще лисы или, наконец, проснувшиеся друзья.
Меч! — подумал он. Где мой меч?
Но он застрял в ножнах, запутался в поясе. Лунный свет показался вдруг яркой вспышкой. Над ним снова возникло белое лицо, губы раздвинулись, обнажив зубы. Глаза, устремленные на него, были так же холодно бесчеловечны, как морские камни. Деорнот попытался достать кинжал. Норн одной рукой схватил его за горло, другая, свободная, взмыла в воздух.
У него нож! Деорноту почудилось, что он плывет по широкой реке, что его несет медленный полноводный поток, но в то же время в голове мелькали панические мысли, как полевые мошки: Черт возьми, я забыл о его ноже.
Еще одно бесконечное мгновение он смотрел на норна — на потусторонние черты, на белые, похожие на паутину волосы, спутанные на лбу, тонкие губы, плотно облегающие красные десны. И тогда Деорнот мотнул головой, целясь в похожее на труп лицо. Прежде чем он почувствовал шок от первого удара, он уже нанес второй, врезавшийся в лицо противника. Внутри у него как бы разросся огромный бесплотный гриб: Пронзительные крики и ночной ветер перешли в приглушенный замирающий гул, а луна погрузилась во тьму;
Когда к нему вернулось сознание, он увидел Айнскалдира, тот плыл к нему, руки его вертелись, подобно крыльям ветряной мельницы, а его боевой топорик казался мерцающим штрихом. Рот риммерсмана был раскрыт в крике, но Деорнот не слышал ни звука. Джошуа следовал прямо за ним. Оба они набросились на две тенеподобные фигуры. Клинки вращались и сверкали, рассекая мглу молниями отраженного лунного света. Деорнот хотел подняться и помочь им, но на нем лежало что-то тяжелое, какой-то бесформенный груз, которого он не мог сбросить. Он не оставлял попыток, не понимая, куда ушли его силы. Наконец ему удалось сбросить этот груз, и он почувствовал дуновение ветра, холодившее тело.
Джошуа и Айнскалдир все еще мелькали перед ним, их лица казались причудливыми масками в голубизне ночи. Другие фигуры появились из лесных зарослей, но Деорнот не мог решить, друзья это или враги. Глаза его застилал туман: в них что-то попало, что-то их жгло. Он удивленно провел руками по лицу. Оно было мокрым и липким. Его пальцы, когда он поднял их к свету, были черны от крови.
Длинный сырой тоннель вел вниз, прямо в гору, полтысячи стертых от старости ступеней змеились прямо через сердцевину Ста Мироре — от дома графа Страве к маленькому тайному доку. Мириамель догадалась, что тоннель неоднократно спасал ранее обитавших здесь аристократов, вынужденных покидать в ночи свои роскошные жилища, когда крестьяне вдруг начинали беспокоиться или выяснять правомочность привилегий вельмож.
В конце утомительного пути под неусыпным надзором Ленти и еще одного из загадочных графских слуг Мириамель и Кадрах очутились на каменной пристани между нависающей скалой и свинцовой водой гавани, расстилавшейся перед ними потрепанным ковром. Прямо под ними маленькая гребная лодка, привязанная канатом, прыгала на волнах.
Чуть позже появился сам граф. Его принесли по другой тропинке в резном занавешенном паланкине четверо дюжих парней в матросской форме. На старом графе был теплый плащ и шарф, чтобы уберечься от ночного тумана. Мириамель подумала, что в бледном свете раннего утра он выглядит древним.
— Что же, — сказал он, сделав знак носильщикам остановиться, — настал час расставания. — Он грустно улыбнулся. — Мне очень жаль вас отпускать, причем не последней причиной служит то. Что победитель Наглимунда, твой обожаемый папаша, много бы заплатил за твое благополучное возвращение. — Он покачал головой и закашлялся. — Но что поделаешь, я честный человек, а невыполненное обязательство подобно неукрощенному привидению, как мы говорим здесь в Пирруине. Передай привет моему другу, когда встретишь его, передай мое почтение.
— Вы нам не сказали, кто он, этот ваш друг, — сказала Мириамель с нескрываемой тревогой. — Кто тот, кому вы нас препоручаете?
Страве махнул рукой, отметая вопрос:
— Если он захочет сообщить вам свое имя, он это сделает сам.
— И мы отправляемся по морю в Наббан в этой утлой лодчонке? — проворчал Кадрах. — В этой рыбацкой скорлупе?
— Да это в двух шагах, — сказал граф. — И при вас будут Ленти и Алеспо, чтобы защитить вас от килп и им подобных. — Он показал на двух слуг дрожащей рукой. Ленти что-то мрачно жевал. — Ты же не думаешь, что я тебя отпущу одну? — Страве улыбнулся. — Я бы не мог быть уверен, что ты прибудешь к моему другу и оплатишь мой долг.
Он жестом приказал слугам поднять паланкин. Мириамель и Кадрах спустились в качающуюся лодку и с трудом втиснулись на узкое сиденье на корме.
— Не поминайте меня лихом, Мириамель и Падреик, прошу вас, — крикнул Страве из паланкина, который слуги тащили по скользким ступеням. — Мой маленький остров вынужден балансировать, причем очень деликатно. Иногда, приспосабливаясь к этому, можешь показаться жестоким. — Он задвинул занавески.
Тот, кого Страве назвал Алеспо, отвязал канат, а Ленти оттолкнул веслом маленькую лодочку от причала. Когда они начали удаляться от огней пристани, Мириамель почувствовала, что сердце ее упало. Они направлялись в Наббан, который не обещал ей ничего хорошего. Кадрах, ее единственный союзник, был мрачен и тих с момента их воссоединения. Как назвал его Страве? Она уже раньше слышала это имя. Теперь она направлялась к какому-то неизвестному другу графа Страве в качестве залога в какой-то таинственной сделке. И все, начиная с местных вельмож и кончая последним крестьянином, казалось, знают ее дела лучше ее самой. Чего еще ждать?
Во вздохе Мириамели были тоска и безнадежность.
Ленти, сидящий напротив нее, напрягся.
— Не вздумай ничего затевать, — сказал он жестко. — У меня нож.
Саймон шлепнул ладонью по холодной стене пещеры и почувствовал удовлетворение от испытанной боли.
— Окровавленный Узирис! — выругался он. — Окровавленный Узирис! Узирис, орошающий древо кровью своей!
Он поднял руку, чтобы снова ударить по стене, но удержался и опустил ее, чтобы вонзить ногти в собственную ногу.
— Успокойся, парень! — сказал Хейстен. — Мы ничего не могли поделать.
— Я не дам им убить его! — Он умоляюще взглянул на Хейстена. — И Джулой сказала, что мы должны идти к Скале прощания. А я даже не знаю, где она!
Хейстен печально покачал головой:
— О какой бы скале ты ни толковал, я тебя совсем не понимаю с того момента, как ты грохнулся и стукнулся головой сегодня. Ты такую околесицу несешь с тех пор! Но как нам помочь риммерсману и троллю?
