Холодильник и вся кухонная мебель стояли раскрытые. Первый так и вовсе опустошённый. В нём даже льда не осталось.
Половик, лежавший на полу, кинут в угол, а прятавшийся за ним спуск в подвал зиял чернотой.
Борис Климентьевич спустился в вместилище сырого и спёртого воздуха.
— Всё украли! Ничего не осталось! — Крикнул старец из подвала.
— Стрых… Чердак, на нём что-нибудь есть? — Спросил Алес у поднимающегося старика.
— Хлам один. Надо ещё, гараж проверить. У меня там всё самое важное: инструменты, запчасти для радиооборудования, топливо, тушёнка, много чего.
Гараж, неизвестные взломать не смогли. На его дверях, висел, замок посерьёзней, здоровенный, блестящий, видно что, что-то важное хранящий. С таким, по-тихому не разобраться, без ключей.
Борис Климентьевич достал из кармана штанов небольшую связку ключей и отпер ворота.
Внутренне убранство гаража источало атмосферу уюта. Это место было не только укрытием для машины и всякой всячины для неё, но и местом работы, досуга, и вообще большей части жизни владельца.
Сразу за воротами, стоял дряхленький «запорожец», покрытый красной краской. Стены по бокам от машины, были заставлены канистрами и деталями, а сзади находилось, второе жильё Бориса Климентьевича.
Верстак, инструменты, оборудование, это не всё что здесь имелось. В углу ютилась раскладушка. Рядышком, стояла старинный телевизор на ножках, ещё чёрно-белый. Над ним, на гвоздике висел охотничий карабин СКС и потрёпанный, советских времён, рюкзак, отлично приспособленный для походов в лес.
— Вот эти две канистры берите. В них дизель. Должен быть ещё пригодный. — Сказал старик, а сам пошёл к верстаку.
Из-под него, радист достал металлический ящик, частично наполненный инструментами. В него Борис Климентьевич, ещё положил запчасти для радио и какие-то пожелтевшие журнальчики.
— Помогите-ка сынки, помогите, эти доски отодвинуть. — Старик опустился на четвереньки, когда с ящиком было покончено. — У меня подполом схрон. С тушёнкой и ещё парой вещей.
Марк подошёл к Борису Климентьевичу и они вместе стали отрывать доски от пола.
Алес и Вадим пока, следили за округой.
Старик достал из-под пола, ящик и мешок. Оба, громоздкие, шумные.
— Охренеть, сколько консервов. — Марк, сглотнул наполнившую рот слюну. — Ребята нам тут на… даже не знаю, на сколько… на долго хватит. Мясо, рыба, овощи, фрукты. Ну, вы дедуль и запасливый.
Борис Климентьевич широко улыбнулся, открывая ящик.
— А то. Я, да и семья моя столько пережили. Голод послевоенный, кризисы, Афган, девяностые. После такого, я по-другому и не могу уже. — Старец внимательно просмотрел всё содержимое ящика. Там лежали: лекарства, карты, упаковки с патронами калибра 7.62х25, всякого другого по мелочи, и коробочка.
Дед её схватил и раскрыл, словно это для него очень личное было, самое дорогое.
В коробке оказался пистолет, ТТ, воронённый, царапанный, но в целом, выглядящий, как новый. На его корпусе, было ножом выцарапано слово, странное для него, вот прям совершенно не подходящее, на немецком: «Tod». Вроде бы «смерть» по-нашему.
Борис Климентьевич облегчённо вздохнул.
— Здесь больше ничего нет. Ну, разве что… Вадим, возьми Арине своей раскладушку. Она у тебя в положении. Ей на холодном полу спать вредно.
Вадим кивнул и пошёл за раскладушкой.
Алес, этого будто не заметил. Поляк продолжал смотреть в пространство между деревьями. Между определёнными деревьями.
— Там кто-то есть. — Бывший солдат, медленно и незаметно снял оружие с предохранителя.
— Где? — Испуганно спросил Марк, прячась за машиной.
— Вон, где крыша синего дома из-за деревьев выглядывает.
— Бля. Этого нам ещё не хватало. — Сказал Вадим. — Кто там хоть?
— Не знаю, но он медленный, нерухавы. — Ответил Алес. — Вместе мы его завалимы. Выходим, якбы его не заметили, а как ближе подейдземы, резко нападём.
Мужики собрали вещи. Вадим водрузил на спину рюкзак с деталями и инструментами, да раскладушку взял.
Выдвинулись. Осторожненько пошли, не глядя на заветную точку. А там скрипнуло что-то. Совсем некто непутёвый был.
— Атаковаць! — Резко выкрикнул Алес, и первый поскакал к укрытию неизвестного, крича и матюгаясь. Остальные за ним побежали, тоже крича и брань по округе разнося. Если бы это дело не посреди страшного леса происходило, то эта сцена со стороны выглядела бы комично. Хотя, она и так выглядела комично.
Кто-то впереди выскочил из кустов и сразу же споткнулся, повалился лицом в грязь и ружьё туда же увалил. Человек, с простеньким самодельным противогазом на лице.
— Сдаюсь!!! — Завизжал он. — Сдаюсь!!! Не убивайте!!!
Алес ногой заставил ружьё отлететь от хозяина.
Четыре ствола нацелились на грудь и голову неизвестного.
— Кто!? Ты?! — Крикнул, разбрызгивая слюну Алес, чтобы страшнее выглядеть. — Снял маску!
Человек повиновался.
— Хе-хе. — Усмехнулся старик и опустил оружие. — Успокойтесь ребята. Это Стёпа Молоток.
Молодое лицо, красное, вспотевшее, испуганное, да ещё и с дурацкими усиками из чёрного пушка, смотрело на напавших с таким страхом, что и описать-то сложно. Чёрные глаза метались от одного человека к другому, круглые, крупные.
— Кто? — Спросил Вадим.
— Стёпа Молоток… Молотов вернее. Внук одной нашей…
— Стоять! Оружие на землю! Руки поднять! — Донёсся сзади голос, явно не терпящий неповиновения.
Четвёрка сделала всё как приказывали.
Борис Климентьевич обернулся, а за тем и остальные.
Среди полянки, заросшей не аппетитными грибами, стояла бабка. С широким тазом, морщинистым, истинно деревенским лицом, погрубевшим от нелёгкой жизни. Тело бабки скрывалось под кустарным защитным костюмом, сделанном из спортивного костюма времён олимпиады восьмидесятого года, сварочных перчаток и резиновых сапог. Но кому всё это было нужно, кто на всё это смотрел, когда на них дулом глядело ружьё? Ответ очевиден и не нуждается в написании.
— Нюрушка.… Это же я… Боря. — Пытаясь улыбаться, сказал старик.
— Да узнала я тебя старого чёрта. Но это не значит, что тебе можно расслабляться. Подними руки повыше и не двигайся. А ты вставай, давай непутёвый, ох, как же тебя только в ГАИ взяли.
Внучок поднялся на ноги и сам догадался собрать оружие недоброжелателей.
— Нюра, недоразумение это. — Стал оправдываться Борис Климентьевич. — Не хотели мы ему навредить.
— Ага, не хотел. — Бабка подошла ближе. — Как в тот раз, когда он ещё маленький был, ты его по всей деревне с прутом гонял?
— Ну, баб Нюр, не надо ща про это. — Попросил внук, смущаясь. Никто не заставит молодого парня смущаться больше чем родня, ну разве что голая девушка.
— Нюра, итить твою налево! Опусти сраное ружьё! Я сосед твой, или кто?! Столько лет рядом прожили! Опусти, кому говорю! — Рассвирепел старик. — Жили всю жизнь душа в душу, почти как суженные, а ты на меня теперь ружьё… Дура!
Бабка ухмыльнулась и повесила оружие за спину.
— Отдай им их оружие Стёпа.
— Но баб Нюр…
— Делай что сказано.
Внук с недовольством отдал автоматы чужакам.
Старушка подошла к Борису Климентьевичу и обняла.
— Ты где чёрт плешивый пропадал? Я уж думала и тебя того… схорчили.
— К Семёну ездил, однокашнику моему. Меня там зеки схватили и в колонию увезли. Вот там я и был всё это время, пока эти люди не помогли сбежать.
Бабка опустила деда.
— А от деревни нашей за эту пору, вот только это и осталось. — Старуха посмотрела на округу. — И я ещё.
— Неужели все погибли? — Испугался Борис Климентьевич. Словно только сейчас понял, что такое могло случиться.
— Ага. Зверьё лесное, да скотина домашняя взбесилась и всех пережрала. Я чудом уцелела. Мужнино ружьё взяла и выжила.
— А потом я её нашёл. — Толи похвастался, толи просто озвучил факт Стёпа, стряхивая грязь с чёрно-зелёной куртки ДПС.
— Зайдёте к нам, или к транспорту своему сразу вернётесь? — Спросила бабка.
