Изяслав Радомирович, хоть и чувствовал себя униженным донельзя, лицо все ж таки сохранял. До половины двенадцатого вечера сидел в своем кабинете, просматривал текущие документы, выслушивал отчеты подчиненных: очистили ли город от саранчи и реку от крови, как насчет восстановления зеленых насаждений… Отчеты были не особенно утешительными, кроме того, злобный журналистик Акашкин успел-таки настрочить пасквильную статейку, критикующую методы управления нынешнего городского головы, и эта статейка, отпечатанная на ярко-желтых листовках, появилась чуть ли не на каждом фонарном столбе. Ладно, Акашкин хоть и подлец, да свой, с ним и после можно разобраться, а покуда есть задачи понасущнее.
Без четверти двенадцать Изяслав Радомирович велел вызвать машину. Секретарша, верная и мудрая Маргуся, смотрела на шефа печально, но с некоторой долей одобрения.
— Вы особенно-то не отчаивайтесь, Изяслав Радомирович, — на прощание сказала она. — У меня по картам в отношений вас прогноз самый благоприятный.
Мэр секретаршу поблагодарил и сел в машину 5 думая меж тем, что гадалка из Маргуси вовсе никакая и прогнозам ее верить не надо.
Кофейня «Терафим» являлась одним из самых изысканных и роскошных мест, где можно было, не церемонясь, за один вечер расстаться с солидной суммой денег. Горожане-люди, впрочем, обходили «Терафим» стороной. Во-первых, дорого. А во-вторых, хозяином «Терафима» был известный городской умертвий Варен Компрачикян — потому и публика в кофейне подбиралась сплошь паранормальная.
Выглядело это злачное место куда как скромно. Снаружи — небольшой, облицованный черным камнем круглый дом, по форме напоминающий таблетку. Плоская крыша — из освинцованного, тонированного и специально заговоренного небьющегося стекла, не пропускающего во внутренности кофейни солнечный свет. Окон нет. Единственная дверь, больше напоминающая щель, открывается только тогда, когда постоянный посетитель приложит к особому выступу на ручке свой указательный палец для опознания. А случайному посетителю в кофейне делать нечего. Иначе случайный посетитель вполне может из ядущего обратиться в ядомое (но это, конечно, крайности, несовместимые с образом цивилизованного оккультизма).
Без одной минуты полночь мэр велел шоферу остановить машину как раз напротив двери-щели «Терафима». Мэр был печален и подавлен. Его Угнетали виденные из окна автомобиля картины ночного Щедрого: обглоданные саранчой деревья и кусты, на асфальте растекаются кровавые лужи, Кое-где разбиты витрины магазинов (говорят, это Паниковали пенсионеры — принялись ломиться за солью, керосином и спичками, справедливо полагая, что грядет армагеддон). Словом, нестроение и уныние. Плюс к тому архиерей отказался сотрудничать (можно, можно, конечно, льстить себя надеждой, что однажды архиерею придется полной чашей испить негодование Изяслава Радомировича, да что толку?). Но самое угнетающее — обретшийся в городе окаянный колдун, возомнивший себя всемогущим и неподсудным людскому мнению.
Чего уж греха таить, хотел бы и Изяслав Радомирович стать всемогущим и неподсудным, да чакры коротки. И харизма не первой доброкачественности досталась мэру города Щедрого. Не говоря уж о карме. Так что перед грозным незваным гостем Танаделем нужно соблюсти хотя бы политическое лицо.
Мэр приложил указательный палец к выступу у двери, мельком подумав о том, а каким же образом в кофейню проникнет Танадель — его привратник не опознает. Дать, что ли, сигнал… Но едва Изяслав Радомирович вошел в сводчатое, неяркими скромными люстрами освещенное помещение, как понял: ни к чему его сигналы. Ибо статус-квотер Ложи Магистриан-магов, всесильный и всемогущий колдун Танадель собственной персоной сидел за центральным столиком и скучливым голосом выговаривал изможденному ужасом официанту, как нужно на самом деле готовить кофе-гольез.
— У нас такого напитка нет в меню, сударь, — заикаясь, оправдывался официант. — Я поэтому взял на себя смелость приготовить вам кофе-шик, самый модный напиток этого сезона… Оййййй!
«Оййййй» прозвучало после того, как Танадель хладнокровно вылил чашку горячего «кофе-шик» да брюки официанта. И сказал аристократическим тоном самую что ни на есть плебейскую фразу:
— Такую бурду сам пей.
Официант, скорчившись, со стонами захромал в комнату обслуги, а Изяслав Радомирович, доселе молча наблюдавший за этой безобразной сценой, подошел к столику колдуна и сказал негромко:
— Напрасно вы так поступаете с местным персоналом. Они существа не без способностей и готовят отменно.
— У меня на этот счет иное мнение. В каждом уважающем себя оккультном баре либо кафетерии знают, как приготовить кофе-гольез.
— Увы, мы слишком провинциальны. Отстали от столичных мод, — ровным голосом пояснил Изяслав Радомирович и смерил наглого колдуна далеко не миролюбивым взглядом.
— Да, я это заметил, — только и сказал колдун и тоже на Изяслава Радомировича соответственно посмотрел.
Со стороны эта сцена выглядела драматически. За столиком в чрезвычайно вольной позе сидит худощавый старик, облаченный в одеяние, весьма напоминающее старинный вицмундир, только сшитое из черно-синей парчи и унизанное бриллиантовыми пуговицами. Из-под жестких обшлагов шампанской пеной выплескиваются кружевные манжеты, желтоватые, словно слоновая кость. Ноги обуты в ботфорты из крокодиловой кожи («Голливудское позерство!» — поморщился мэр). А с плеч ниспадает на пол и волной лежит у ног та самая мантия: кроваво-алая, с сизо-лиловым подбоем. «Требуха, как есть требуха!» — ожесточенно подумал про цвет мантии Изяслав Радомирович.
Еще бы ему было не морщиться и не ожесточаться. В сравнении с заезжим колдуном выглядел мэр города Щедрого провинциально, серо, можно сказать, затрапезно. Костюм-тройка местного, индивидуального правда, пошива. Запыленные штиблеты. Рубашечка несвежая, будничная, преимущественно надеваемая на выезды в подведомственные села. И галстук, прямо сознаемся, не от Гуччи, не от Версаче и даже не от Зайцева. От китайской загадочной фирмы «Хуа хуинг» вел свой генезис сей галстучек, и хоть выглядел симпатично, живенько, но реноме городского головы неизбежно ронял. Особенно перед таким типом, как Танадель. Одно только слегка согревало душу Изяслава Радомировича. В его скромном пиджачке, в подкладке, зашиты были пять талисманов и восемь защитных амулетов (каждый — для определенного вида внешней магической агрессии). К лацкану крепилась эмалевая фитюлька, напоминавшая уменьшенную копию депутатского значка. Все несведущие так и думали, что это депутатский значок, а на самом деле это был скрытый под слоями дешевой эмали мощный артефакт, способный в минуту опасности создать для своего носителя любое оружие — от магического посоха до ракетно-зенитной установки. Заношенная рубашечка тоже в минуту опасности не оказалась бы лишней, поскольку ткала ее из оберег-травы талантливая ведьма, местный старожил, Мокрида Фоминична Прусь. Ткала по личному секретному заказу мэра — чтоб ему, облаченному в такую рубашечку, не были страшны ни пуля киллерская, ни финка хулиганская. А китайский галстук от фирмы с неприличным названием на самом деле вовсе и не галстук был, а полностью подчиненный воле мэра Желтый Змей Косоглядящий — существо в высшей степени коварное, опасное и обладающее большой убойной мощью. Только ботинки, носки да нижнее бельишко были на Изяславе Радомировиче самые обыкновенные, без оккультной нагрузки. Это и понятно — какой колдун вынесет на себе огромное количество амулетов, талисманов, оберегов, артефактов и при этом не утратит личностной идентификации! Магия — штука опасная. Переборщишь с нею, а потом самого себя в зеркале не узнаешь. Ежели, конечно, еще будешь в этом зеркале отражаться…
Колдун Танадель оценивающе посмотрел на Изяслава Радомировича, на мгновение задержал взгляд на «депутатском значке» и галстуке, усмехнулся и сказал:
— Итак, вы здешний мэр?
— Изяслав Радомирович Торчков, — отчеканил городской глава. — Но будет лучше, если вы станете называть меня «господин мэр».
