― Пошли, ― пригласил я свою спутницу во двор.
Мы вошли в калитку, Маша оглядела двор, в котором раньше не была ни разу. Устроился Васька действительно неплохо. Двор был обширен, что для центра даже такого городка, как наш Великореченск, было куда как необычно. Город стеной ограничен, расширяться особенно не будешь, а у Васьки во дворе простор и красота. Красота такая, какую сам Васька за таковую почитает. Своеобразная. Если по-ученому, то «эклектикой» назвать можно.
Тут тебе и резная беседка, и огромная баня, построенная в виде терема, с резьбой и жар-птицами на коньках крыши. Тут и гараж аж на три машины, в котором через открытые настежь ворота все три и видны, включая новенькую «чайку»,[15] и пруд с фонтаном даже, где чашу в виде морской раковины три голые мраморные эльфийки держат, а в самум пруду золотые рыбки плавают. И даже на резном дубовом крыльце самого Васькиного дома стоят две голые эльфийки из заморского мрамора ― одна с луком, другая с тонким мечом. Вроде как вход охраняют… ну и Ваське нравится. Васька даром что некромант, а живчик еще тот и до девок страсть как повадлив.
К ноге одной из эльфиек, той, что с мечом, привязан крупный кабанчик, явно нервничающий. При нашем появлении он хрюкнул и укрылся за крыльцом. Видать, решил, что мы пришли на шашлык извести его безвинно.
Едва мы к крыльцу подошли, как украшенная заговоренным металлом деревянная дверь распахнулась. Однако открыл ее не сам Васька, а высокая белокожая огненно-рыжая девица в странной высокой шапочке вроде турецкой фески, расшитой золотым бисером по черному шелку, и в свободно свисающем черном же платье. На равномерно бледном лице выделялись лишь изумрудно-зеленые, пронзительные глаза и причудливо изогнутые красные полные губы. Красивая девка, хоть и очень странная.
Раньше я у Васьки этой девицы не видел. Хоть и неудивительно: они у него часто сменяются.
Девица не сказала ни слова, лишь томно улыбнулась, не размыкая губ, и сделала приглашающий жест рукой. Мы прошли через сени, встав на минутку на коврик из заговоренного мочала, собравший всю грязь с наших сапог, и зашли в горницу.
Васька сидел в резном, с позолотой и красным бархатом, кресле, за столом из инкрустированной костью карельской березы и пил чай из огромной расписной кружки, хрупая попутно крендельки с маком, которых целая горка была навалена в хрустальную вазу гномьей работы.
― Здорово, Сань! ― поприветствовал он меня, не вставая, и указал на стулья вокруг стола, приглашая присаживаться.
Маленькие Васькины глазки оценивающе скользнули по моей спутнице, перескочили на рыжую, продолжающую загадочно улыбаться, и на этом их бег завершился. Рыжая ему все же больше, чем колдунья Маша, понравилась. Но Машу тоже оценил.
― И тебе не болеть! ― ответил я на приветствие и сел на стул.
Маша тоже присела и сразу ухватила пригоршню крендельков из вазы. Крендельки один за другим начали отправляться к ней в рот, где были с невероятной скоростью разгрызаемы мелкими белыми зубками.
― Чаю нальешь? ― спросил я Ваську.
― Налью. Как не налить? ― кивнул колдун, после чего обернулся к рыжей и сказал: ― Чайку гостям не принесешь? Будь добра.
Та лишь усмехнулась, явно не принимая Ваську всерьез, но ничего не сказала и вышла из горницы, покачивая бедрами. Бедра были красивые, и походка очень вдохновляющая. Настолько, что я ощутил некое волнение. Я опять обернулся к Ваське.
Васька ― даром что профессия у него самая мрачная ― с виду был сущим аллегорическим изображением вкуса к жизни. Маленького роста, круглолицый, безбородый, розовый как порося и как порося же упитанный, одетый в красный парчовый халат, обнажавший его жирную безволосую грудь, он в самую последнюю очередь вызывал ассоциации со смертью и загробным миром, что являлись его профессией. Больше он напоминал удачливого кондитера.
― Чего хотел? ― спросил он меня. ― Небось спросить, до чего я дознался от твоего клиента?
― Клиента? ― удивилась Маша.
― Клиента, ― кивнул некромант. ― Санек его завалил, вот и его клиент. Точнее, даже два клиента, просто один из них интересный, а другой не очень.
― Чем интересный? ― живо откликнулся я. ― И кто из них?
Васька задумался, помолчал. Затем спросил как бы невзначай:
― Ты в Лесную долину когда собираешься?
Вот ведь гад скаредный. Нет чтобы товарищу помочь просто так, не ожидая ответной услуги.
― Пока не собираюсь. Завтра к гномам поеду, в Серые горы. Оттуда чего надо?
Васька пожевал губами в задумчивости, сказал:
― Подумаю. Может, и надо чего. Хоть и вряд ли. Мне Вместилище духа надо. На демона. Заказ у меня, понимаешь, из Твери. У дочки купца первой гильдии Кочерыгина дочь бесом мается. Я ее смотрел ― так там демон целый в ней сидит, не бес. Надо бы гнать, а где я потом другого демона найду? И коробки такой нет у меня… Только на малого беса.
Понятно. Васька старается одним выстрелом целое стадо зайцев разбомбить. А заодно всех их зажарить. Ему, как некроманту и колдуну большой силы, изгнать беса или демона из страдальца большого труда не составляет. За это заплатит ему купец Кочерыгин, и заплатит немало. Васька задешево не работает. Откуда все эти эльфийки мраморные? От заработков. Свинья небось тоже от них. Но вот какое дело: демон, изгнанный из страдальца, может быть заключен во Вместилище духа, а колдун, туда его загнавший, сможет этим демоном командовать как хочет. Что куда важнее для него, чем на купеческой дщери заработать.
― А если призвать демона? ― спросила вдруг Маша.
Я аж крякнул и поморщился. Вот те на, сильная колдунья вроде, насколько я помню, а такие, с позволения сказать, детские вопросы задает.
― Маш, демон призванный одно задание твое выполнит и уйдет в свой план, ― объяснил я ей. ― Служить не будет. И ты ему чем-то заплатишь, и он не продешевит. А если демона изгнанного перехватить, так он под обещание того, что когда-то ты его отпустишь, не один десяток лет на тебя проработает. Ему-то что десяток-другой годов? Пустяк. Он вечный.
― Надо же. А я и не знала, ― удивилась она.
При этих словах Васька на Машу покосился с оттенком недоверия, затем спросил:
― Погодь, милая… Так ты та колдунья, что Анфиса-урядница завтра пороть должна?
Маша густо покраснела и явно разозлилась. Васька специально спросил с подначкой: разозлить и хотел. Вот паскудник. Васька мужик совсем не злой, если честно, скорее даже добрый, но ехидный ― страсть.
― Вась, не смущай девушку. Никто ничего не должен. Ошибка вышла, ― вступился я за молодую колдунью. ― Отпустила ее Анфиса, а теперь мы вместе работаем.
