– Не трогать! – выкрикнул Конрад. – Господин барон сам желает присоединиться к нашей компании.
Ополченцы на секунду опешили и замерли в нерешительности, вопросительно уставившись на командира.
– Отойдите от него, – нехотя подтвердил приказ Данила, с открытой ненавистью взирая на фон Хольца. Еще никто не осмеливался командовать его людьми.
Плотное кольцо солдат вокруг Манфреда послушно расступилось, и пленнику не оставалось ничего иного, как безропотно подойти к стоявшим поблизости заговорщикам. Бесцветные глаза Конрада пронизывали его насквозь, пытаясь вселить в сердце ужас, отчаяние и страх, но Манфред стойко выдержал гипнотизирующий взгляд, ответив на него пренебрежительной ухмылкой. Около минуты Конрад молчал, затем вполоборота повернулся к Даниле и тихо, чтобы никто не слышал, прошептал почти на ухо сотнику:
– Данила, мы отойдем ненадолго… дела Ордена. Потом можешь делать с ним что хочешь, лично я рекомендую повесить.
Тулуп недовольно скривил рот, хотел что-то возразить, но внезапно передумал, махнул рукой и сам отошел в сторону.
– Ну что, господин барон, – обратился Конрад, как только они остались одни, – жизнь тебя так ничему и не научила. Неужели смерть твоего друга Дервига и ссылка в богом забытую глушь не отбили охоту соваться в чужие дела?!
– Меня, как члена Братства, касается все, что связано с Орденом, в особенности грязные делишки таких мерзавцев как ты, Конрад. Терпеть не могу, когда дворцовые прихвостни плетут интриги и строят заговоры за спинами честных солдат, проливающих кровь в боях, – открыто высказал Манфред свое мнение в лицо врагу.
– А ты, оказывается, романтик и правдолюб! – усмехнулся фон Хольц, неожиданно отведя взор и уставившись себе под ноги. – Нет, честно. Ты борец, а не фанатичный идиот, рвущийся в бой за призрачные идеалы. Мы бы, пожалуй, могли бы найти общий язык, будь ты не настолько прямолинеен.
– Хватит, – прервал его излияния Манфред, – нам обоим все понятно, закончим бессмысленный разговор!
– А если я смогу убедить тебя, что действую в интересах Ордена и Церкви, тогда как? – Конрад снова пожирал барона холодными глазами.
– Единственное, что смогло бы убедить меня, – приказ, подписанный Великим Магистром, которого у тебя, похоже, нет, – подытожил Манфред.
– Мне искренне жаль! – качнул головой Конрад после недолгого молчания и жестом подозвал к себе сотника: – Забирай его, Данила, мы закончили.
Командир отряда нехотя, но послушно кивнул, и тут же за спиной барона появилась парочка крепких солдат, схвативших его под руки и ловко накинувших на шею петлю. Конрад отвернулся и пошел прочь, ему не хотелось видеть, как ополченцы вздернут барона. Подобные зрелища его никогда не интересовали.
– Постой, Конрад, еще два слова! – громко выкрикнул Манфред, когда солдаты волокли его к дереву.
– Слушаю, – надменно произнес фон Хольц, полагая, что Манфред наконец-то одумался и будет теперь унижаться, жалобно прося о пощаде.
– Ты свинья! – быстро выкрикнул Манфред и смачно плюнул напоследок в сторону предателя.
На Конрада последние слова обреченного не произвели никакого впечатления, наверняка ему уже приходилось слышать куда более нелестные отзывы в свой адрес, и, возможно, он был с ними даже в чем-то согласен. По лицу фон Хольца пробежала печальная улыбка, он небрежно пожал плечами, развернулся и медленно пошел прочь.
Тем временем барона подвели к дереву, связали ему руки и перекинули конец веревки через сук. В тот самый миг, когда петля сдавила пересохшее горло и Манфред, закрыв глаза, прощался с жизнью, раздался спасительный выкрик Данилы.
– Отпустить! – прогремел по поляне хриплый бас.
От удивления глаза барона широко открылись. Насупившийся и грозно подбоченившийся Данила стоял перед ним в двух шагах. Остальные лесовики опешили и не знали, что делать: то ли дернуть за веревку, то ли выполнить странный приказ командира. Конрад резко развернулся, на его изумленном лице одновременно отражались гнев и непонимание замысла Тулупа.
– Ну, что замерли, увальни, оглохли, что ли?! Я сказал развязать! – заорал Тулуп, яростно вращая красными от злости глазами. Дружинники отошли от оцепенения и принялись поспешно стягивать путы с рук и петлю с горла барона.
– Ты что, рехнулся?! – возмутился недоумевающий фон Хольц.
– Молчи, Конрад! – сурово ответил сотник – Хватит тебе жар нашими руками загребать и от своих врагов избавляться, надоело… Сам сказал «делай с ним, что хочешь», вот я и делаю! Ну-ка, отвали отсель, теперь мы с бароном пошушукаемся!
Не дожидаясь, пока Конрад послушается и отойдет в сторону, Тулуп сильно сжал левую руку все еще откашливающегося после знакомства с петлей Манфреда и потащил его за собой в палатку. Рыцарь хотел было последовать за ними, но вход был прегражден добрым десятком воинов, выросших у него на пути.
Еще четыре года назад, когда Манфред только попал на Восток и впервые столкнулся с жителями лесов, он сразу же обратил внимание на неприхотливость в быту дикарей и умение хорошо себя чувствовать в абсолютно некомфортных, порой невыносимых для цивилизованного человека условиях. Единственным предметом обихода в жилище командира была огромная охапка полусырой соломы, наспех брошенная на голую землю. Ни стола, ни стульев, ни прочей утвари, обычно скрашивающих походную жизнь даже самого захудалого рыцаря, здесь не было. Наверняка Данила мог позволить себе многое, но не видел в этом необходимости.
Как только полог палатки опустился, огромная лапища богатыря наконец-то разжала медвежью хватку на предплечье барона, и Данила с ходу приступил к переговорам:
– Слушай, Фо-хер-какой-то-там-еще, ты мужик хлипкий, значит, до коменданта башкой дослужился и поймешь меня на лету. Некогда долго лясы точить. Мне плевать, о чем вы с Конрадом шептались, да только вижу, разговор суровый вышел, – произнес сотник и замолчал, вопросительно уставившись сверху вниз на не успевшего прийти в себя барона. – Прав я или нет? Зуб на него имеешь?!
– Имею, – осторожно ответил Манфред, не понимая, куда клонил Данила.
– Вот и замечательно, значит, поладим, лыцарь! – неожиданно улыбнулся Тулуп и дружески хлопнул барона по плечу. – Мы уйдем, а при тебе со слугой я пару ребят оставлю, они вас вскоре отпустят. Вернешься к своим, так слух распусти, что, дескать, Конрад трус и мерзавец, что ты его оскорбил, позорными словами прилюдно называл, а он с тобой поквитаться побоялся, понял?!
– Нет, – отрицательно покачал головой Манфред, – ничего не понял: ни что ты задумал, ни зачем это тебе надо.
– Не в свое дело не лезь и мои думки понять не пытайся! – внезапно взорвался Данила и перешел на крик: – Не твоего это ума дело!
