— Значит, будет, — решил Эрик. — Скажи крестьянам.
Крестьяне новому старосте обрадовались пуще, чем казни старого. Кричали, подбрасывали в воздух шапки, хвалили князя и молодого хозяина… Оттар подозвал слегка опешившего Костана:
— Костан, никаких празднеств, — шепнул, чтоб Эрик не слышал. — У молодого князя вчера супруга почила. Да, была у него супруга, никто в княжестве не ведал… Я-то знал. Помещица из Тыряни.
— Госпожа Ядвига? — уточнил Костан. — А девочка, никак, княжна наша?
— Ну да. Тоже Ядвига. Ты траур пока не объявляй, пожди, пока князь сам скажет, но и праздников не устраивай. — Подумал, прикинул мысленно: — До Ай-Эр. Но если он не скажет про то, что овдовел, чтоб ты — никому! Ты мужик неглупый, придумаешь, отчего праздников делать нельзя.
Костан поклонился:
— Будет сделано, молодой хозяин.
Как-то незаметно и умело новый староста навел порядок на майдане. Вопли прекратились, крестьяне разошлись, остались лишь те, кто хозяйский хлеб в Годинор отвозить взялся. Эрик был уже в седле, Оттар поспешил последовать ему.
— Зерно, зерно… — мрачно говорил Эрик по дороге. — Я прикажу вешать любого, кто украдет хоть горсть хлеба, будь то крепостной, свободный или заезжий. Иначе у меня к Ай-Эрам княжество в крови по колено будет…
В Годиноре Оттар приказал старому Михею отвести князя в гостиную, а сам принял зерно у крестьян. Когда управился, семейство уже отужинало, но спать никто не расходился. Даже няня с маленькой Ядвигой не ушли. Няня дремала у окошка, а девочка сидела на коленях у Эрика. Вокруг них юлила Оттарова мать.
— И как хороша-то дочка у вас, ваша милость, пригоженькая какая… Вся в вас пошла. И кудерьки черные, и глазки-то серенькие…
Эрик не обращал на нее внимания. Ядвига тоже, она старательно откручивала серебряные пуговицы на камзоле отца.
— Жениха-то не нашли еще? — лебезила мать. — Ой, ну до чего хорошенькая! Ангелочек! И глазки какие умненькие, и сама — ну прямо как лепесток розы! Ах, повезет кому-то… А что, ваша милость, чего далеко ходить? Есть у нас и жених — наш-то младший, Карл.
Оттар, торопливо ужинавший, — Эрика накормили раньше, — чуть не подавился от материной непосредственности. Сидевший подле него Карл залился багровым румянцем.
— Тоже красавец, да и благородного сословия, и от отца ему в наследство кой-чего перепадет, — уговаривала мать. — А и будут жить рядышком, вы свою дочурку видеть будете, все ж спокойней, если зять — ваш вассал… А, ваша милость? Ну чем не жених?
Эрик не выдержал:
— Тем, что мой вассал!
Встал и унес ребенка. Следом за ним засеменила проснувшаяся нянька. Из коридора донеслось хныканье Ядвиги:
— А где мама? Мама мне сказку на ночь рассказывает…
— Мама на небесах, — отвечал ей Эрик спокойно. — Сказку тебе сегодня я рассказывать буду.
Мать возилась с рукоделием, поджав губы. Отец подремывал в большом кресле, единственном в доме, Карл тяжко вздыхал над Писанием: нагрешил, и отец Августин, ставший приходским священником после отца Франциска, наказал его ежедневным чтением. Оттар вытянул гудевшие ноги, опершись лопатками на спинку жесткого стула, похожего на отцовское кресло, и блаженно прикрыл глаза по примеру отца: перенимал привычки главы дома.
— Карл ему не понравился, — ворчала уязвленная мать, — вассал, видите ли… Да где он лучше-то найдет для своего отродья? Какой отец порядочного семейства согласится взять в дом это порожденье блуда?
Отец, не открывая глаз, лениво выговорил:
— Захлопни рот, дура. На князя хулу возводишь, не на батрака.
— А коль князь блудит, так и сказать о том нельзя? До чего дошли, а! В порядочный дом нагулянного ребенка приносит, и еще уважения требует… Ох, что будет-то, когда молодежь такая пошла…
— Мать, помолчи, — поморщился Оттар. Он не встревал в эти ежевечерние перепалки по всякому поводу, привык, что отец считает мать курицей, а та не обижается. — А то скажешь еще где… Законная дочь у него. Женился на Ядвиге из Тыряни.
— К которой ты посвататься хотел? — возмутилась мать. — На этой распутнице?!
— Ты дурь свою при себе держи! — вскипел отец. — Из-за твоего языка все пострадают! А что, — обратился он к Оттару спокойно, — если женился, то почему не знал никто?
— Без отцовского благословения потому что, — пояснил Оттар, на ходу придумав приемлемую причину. — Я в свидетелях был, а венчал отец Сигизмунд. Старый князь все же узнал недавно, и что Эрик женился, и что дочь растет. Поругался, но сына простил. Приказал Эрику жену и дочь в Найнор привезти, чтоб как положено все было. Потому что в клане Хайрегард можно жениться на бесприданнице, но нельзя плодить бастардов, — вспомнил он рассказы Эрика. — А Ядвига что? Она небогата, но роду хорошего. Из орросской златирии она, дочь прославленного рыцаря. И что старше, тоже неважно. Наследника родить может? Может. Эрик за ней вчера и поехал, чтобы в Найнор забрать. А не вышло… — и рассказал, что они застали в Тыряни.
Отец хмурился, мать часто крестилась. В глазах Карла Оттар увидел гнев. Хороший гнев, праведный. И от Тыряни перешел к делам родного поместья:
— В Вешняках старосту вздернули.
Повисло нехорошее молчание. Оттар не поверил ощущениям, напрягся всем телом. Отец сидел, подавшись вперед, и сверлил взглядом притихшую мать.
— Кто? — выдохнул отец.
— Эрик. Мы проезжали днем сегодня, а там воровство всплыло. Теперь Костан старостой. Ну, это к лучшему, он воровать не станет.
— А зерно? Зерно нашли?
Оттар медленно выпрямился. Посмотрел еще раз на отца — тот почуял неладное, потянулся будто бы лодыжку почесать. А мать губы поджала, проворчала что-то с явным укором. Даже слезу подпустила, так обидела ее сыновняя тяга к справедливости.
— Нашли, — вымолвил Оттар. — А я понял, отчего ты, батя, благоволил к тому вору… Значит, ты опустился до сделок с ворами? Значит, мой отец — вор? И ворует не где-то, а у собственных рабов? Исподтишка?
— Оттар! — взвизгнула мать. — Как ты смеешь отцу дерзить! Да если б он не брал долю со старосты, мы б тебе коня не купили, да и камзольчик, который ты к празднику надеваешь, он тоже с тех денег куплен! У нас еще Карл растет, ему тоже нужно! Где нам столько денег взять?!
Оттар встал. Глубоко вздохнул.
— Лучше жить нищим, чем вором. И ноги моей в этом доме больше не будет. Коня и одежду я здесь оставлю. Я не прикоснусь к награбленному. Карл хочет — пусть пользуется. А про меня забудьте.
И ушел, хлопнув дверью. Ночевал на сеновале у хуторянина Станислава, в миле от отчего дома. А утром, дождавшись на дороге Эрика, пешком отправился с ним в Найнор.
