— Так всех нас в трусов превращает мысль… — процитировал юноша и спросил: — Но почему? Почему это происходит?
— Почему?.. — Феликс прищурился и сказал: — Когда человек видит Зло, то перед ним встает очень простой и безжалостный в своей простоте выбор: бороться со Злом или покориться ему; третьего не дано. И чтобы избежать этого выбора, люди очень долго упражнялись в умении Зла не видеть. Ведь куда как проще заниматься интеллектуальным онанизмом, чем взять в руки меч! Были даже написаны целые тома, посвященные апологетике Зла. Там подробно, на примерах из жизни доказывалось, что человек бессилен перед обстоятельствами, и что Хтон есть всего лишь метафора, а Зло — философская абстракция, и никто на самом деле ни в чем не виноват; просто так получилось! Да вот незадача: можно сколько угодно отрицать существование Зла — оно от этого никуда не денется. Оно всегда с нами, рядом, буквально под боком… Надо только дать себе труд его увидеть.
— Увидеть можно и черную кошку в темной комнате… — сказал Патрик, до сих пор хранивший молчание.
— Да, — кивнул Феликс. — Ты абсолютно прав. Именно поэтому мы не сражаемся с бандитами и оставляем их жандармам. Людская душа — потемки, и иногда трудно понять, кто больший подлец — вор, укравший кошелек, или жандарм, готовый избить за это вора до смерти… — Тут Патрик почему-то насупился и машинально потер костяшки пальцев. — Если искать Хтона в каждом человеке, то рано или поздно он поселится в тебе самом. Герои же занимаются тем, что попроще… — При этих словах Себастьян заулыбался. —…а именно: магами и чудовищными порождениями магии. А магия — это Зло, и данный факт не подлежит сомнению. Я сейчас открою вам маленький секрет, ребята: в Школе не учат тому, как стать героем. Этому нельзя научить. В Школе отсеивают тех, кто героем быть не способен.
— Каким образом?
— Чтобы стать героем, надо убить чудовище. И этим выпускным экзаменом проверяется отнюдь не мастерство владения мечом, но готовность рискнуть своей жизнью ради борьбы с философской абстракцией. Ведь люди ведут себя по-разному, столкнувшись, допустим, с вампиром: адепты логики пускаются в рассуждения о том, что пора бы научиться находить мирные пути сосуществования; эстеты восхищаются мрачной романтикой отверженного охотника в ночи; а герои понимают, что вампир — это Зло, и его необходимо уничтожить! И чтобы это понять, героям ни к чему громоздить логические цепочки и доказательства. Это происходит само собой: достаточно тебе один раз взглянуть на ребенка, из которого вампир высосал всю кровь — и понимание природы Зла навсегда останется в твоей памяти.
— Но вампиров больше нет… — сказал Себастьян.
— Ты в этом уверен? — спросил Феликс, и они надолго замолчали.
К этому времени они уже оставили за спиной полутемные боковые тропинки, выйдя на центральную аллею парка, залитую ржавым светом фонарей. Здесь все носило следы только что отгремевшего фестиваля: земля была изрыта колесами повозок, у каждой урны возвышались терриконы мусора, под скамейками поблескивали пустые винные бутылки, а возле деревьев валялись скомканные одеяла и корзинки для пикников… Отсюда уже было рукой подать до площади Героев, и Феликс первым нарушил неловкое молчание:
— Вы сейчас куда, ребята?
Себастьян, помявшись, ответил:
— Да мы, собственно…
— …пока не решили, — договорил Патрик.
— А что, есть много вариантов? — заинтересовался Феликс.
— Ну, мы можем нагнать однокурсников и вместе с ними загреметь в тюрягу за непристойное поведение… — задумчиво допустил Себастьян.
— …потому что нехорошо отрываться от коллектива, — прокомментировал Патрик и добавил: — Или лучше отправиться домой и лечь баиньки, чтобы отоспаться перед учебой?
— А отец припрется под утро с веселой компанией…
— Да, ты прав… А не сходить ли нам к мадам Изольде? — мечтательно предложил Патрик. — Там и поспать можно…
— В заведении мадам Изольды? Поспать? Ты, должно быть, шутишь…
— Тогда нам остается залезть на колокольню ратуши и провести всю ночь в ожесточенных спорах о природе Зла…
— Твои насмешки неуместны! — сразу ощетинился Себастьян.
— Да ладно тебе, — примирительно сказал Патрик.
— Нет, не ладно. Есть вещи, над которыми не шутят! Тебе пора бы научиться воспринимать жизнь всерьез…
— Стоп, — сказал Феликс. — Отставить свару. Как человек, умудренный опытом прожитых лет, рекомендую вам остановиться на первом варианте — как самом традиционном и наиболее отвечающем праздничному духу Дня Героя. К тому же, не стоит лишать себя возможности лично познакомиться с префектом жандармерии… А ну-ка, помогите мне, ребята, — сказал он, налегая плечом на створку парковых ворот.
Патрик и Себастьян навалились рядом, и массивные ворота неохотно поддались, издав при этом душераздирающий скрип давно не смазанных петель.
— Теперь… я понимаю… почему… их не заперли… на ночь! — пропыхтел Патрик, скользя подошвами сапог по земле, — Ф-фух, — выдохнул он, когда ворота наконец-то открылись. — Итак, вы советуете кутузку. А чем она лучше борделя? Помимо традиций и этого… праздничного духа?
— Вам может показаться это странным, — сказал Феликс, — но в тюремной камере вы встретите массу удивительно интересных собеседников для диспута о природе Зла… Это шутка, Себастьян, и не надо смотреть на меня с таким обиженным видом. У вас впереди годы лекций настолько занудных, что Мадридский университет покажется чем-то вроде заведения мадам Изольды. И тратить последнюю ночь свободы на философские споры… Словом, настоящие герои так не поступают, — подмигнул он.
— Вы еще скажите, что надо брать пример с отца, — криво усмехнулся Себастьян.
— Ну, в крайности ударяться не стоит… — рассудительно сказал Феликс и воскликнул: — Эге! Я и не подозревал, что уже так поздно…
Во всей громаде оперного театра — как и в ратуше, музее и прочих строениях, окружавших площадь — не было ни единого освещенного окна. Сама площадь была пустынна и безмолвна. Карет поблизости не наблюдалось.
— Так-с, — пробормотал Феликс. — А я рассчитывал поймать извозчика… Теперь придется идти пешком.
— Ничего себе! Это мили две, а то и больше! Давайте мы вас проводим?
— Обойдусь. Валите в кабак. Вас там заждались…
— Ага! — осклабился Патрик. — Прям так и вижу: все сидят и без нас не начинают…
— Ну, мы пойдем, что ли? — неуверенно спросил Себастьян.
— Готлибу от меня поклон…
Хмель выветрился из головы где-то через полчаса, и Феликс понял, что переоценил свои силы. Заодно он понял, что ему уже не двадцать лет, как этим двум жеребчикам, обеспокоенным природой Зла, и не тридцать, как было ему, когда он месяц блуждал в ледяных торосах Белого моря, выслеживая сбежавшую креатуру швейцарского мага, и даже не сорок, как во время памятного перехода через Высокий Вельд — а намного больше: ровно настолько, чтобы возвращение домой превратилось из приятной прогулки в изматывающее испытание воли, нервов и пяток. Да-да, именно пяток! Парадные сапоги, будь они трижды неладны, на деле доказали свою непригодность для дальних пеших походов: они не только натирали пятки, но еще и лишали подвижности стопу, стискивая ногу до колена, и скоро каждый шаг стал отзываться мучительной болью в пятках, щиколотках и икроножных мышцах… Оставалось только стискивать зубы и вспоминать свои легкие, удобные, прочные, разношенные и в то же время — сносу не знающие башмаки, в которых он истоптал половину дорог Ойкумены, и которые Ильза еще в прошлом году выкинула на помойку. Башмаков было жалко до сих пор. Ведь обувь для героя, если вдуматься, поважнее меча будет…
