Солнце резко ударило в глаза в тот момент, когда Ника уже села на покрывало. Она сердито хотела закричать, думая, что это Сашок потешается над ней, но привыкшие к свету глаза вдруг наткнулись на улыбающееся лицо Володи.
— Здравствуй Ника!
— Здравствуй! — ответила радостно девочка, но тут, словно о чем-то вспомнив, схватила платок, и, быстро накинув на голову, повязала его, крепко затягивая узлы.
— Между прочим, ты зря завязываешь платок. Твоя новая прическа тебе очень к лицу, как сказала бы моя мама, а она в красоте толк понимает…
Девочка, опустив голову, молчала. В её глазах застыли слезы, и Володя видел и знал об этом. А ещё он знал, что сейчас говорит что-то не то этой девочке, по щекам которой уже бегут первые слезинки, и она старается незаметно стереть их ладошкой. Он взял руку девочки, на которой уже блестела первая слеза, повернул ладонью вверх, и, очерчи-вая своим пальцем на узкой ладони один круг за другим, тихо произнес:
— Когда ты была маленькой — маленькой девочкой, мы с тобой вместе варили кашу…
— Кашу? — перестав плакать, Ника удивленно вскидывает голову. — Какую кашу? Манную?
— И манную, и гречневую! — засмеялся Володя. — Ты, какую больше любишь?
— Гречневую — ответила Ника, серьезно глядя в лицо Володе.
— Будем варить гречневую!
И он, поводя пальцем по ладони девочки, стал приговаривать:
— Сорока-белобока, кашу гречневую варила, детишек кормила. Этому дала, и этому дала, а этому не дала. Ты печь не топил, дров не рубил…
Детская присказка! Она звучала совсем по другому в этом огромном саду. Черные глаза девочки смотрели с интересом на склонившегося перед ней мальчика, не сегодня — завтра который станет уже юношей, а может он и был им уже. Но для всех, и для Ники он был, прежде всего, её друг, Вовка Зоринский. Ника внимательно вглядывалась в его лицо. На длинные светлые ресницы, вздрагивающие иногда в такт присказки, на его белокурые во-лосы, зачесанные назад, как у настоящего взрослого мужчины. И вдруг она увидела на его щеке и под глазом темное пятно. Подняв руку, девочка дотронулась до щеки мальчи-ка и произнесла:
— Что это? Синяк? Ты дрался?
— Это я… нечаянно упал. — запинаясь, произнес Володя, и, вдруг он поднёс ладонь Ни-ки к своим губам, и неумело поцеловал её.
— Ты чего? — отдернула руку девочка и залилась краской.
Паренёк тоже смутился и отвернулся в сторону, но через некоторое время он произнёс:
— Ника, я пришел проститься с тобой. Завтра, рано утром я уезжаю…
— Куда? Учиться на летчика? — улыбаясь, спросила девочка.
— Откуда ты знаешь? — удивился мальчик.
— Ты же хочешь быть героем! — был ответ.
Володя смутился ещё больше, и, не глядя на девочку, произнёс:
— Ника! Я хотел бы сказать тебе важную вещь. Я хотел бы…-
— Что? — перебила его девочка, и прищурив глаза от яркого солнца, уже насмешливо
посмотрела на Володю.
Паренёк опять смутился, замолчал, и, наконец, вымолвил, видя, что девочка поднялась с покрывала и собирается уходить:
— Ника! Можно я буду писать тебе письма?
— Ты мой друг! И ты должен их мне писать! — ответила серьезно девочка, глядя в сторо-ну. Смущение Володи передалось ей тоже.
— И ещё! Можно я буду звать тебя Стрижом? Ты сама сказала, что это очень красивое прозвище.
— Стриж! Лети сюда Стриж! — произнесла девочка, и рассмеялась:- Можно! Теперь я буду
Стрижом! Ура! Я теперь Стри-иж-ж!
И она, бросив платок на грядки с картошкой, помчалась по тропинке к дому. Остановив-шись у сараев, она крикнула:
— Ты мне пиши, ладно?! Я буду ждать твои письма. Я буду их ждать! Всегда, всегда! И отвечать на них! Всегда…
Если бы знать, когда кончается один важный виток нашей жизни, и начинается дру-гой! Если бы знать, когда кончается наше милое детство и начинается вступление во взрослую жизнь. Если бы знать! Мы бы тогда не стали так доверчиво и наивно прожигать время, отпущенное на детство, или на юность. Мы бы знали цену времени! Хотя если бы, да кабы…
Если бы наш теперешний ум да опыт, да в ту юную голову… И что бы тогда вышло?
Не думали? Ну и хорошо! Поверьте, тогда у нас ничего путного не вышло бы в этой жиз-ни. Наивному детству отпущены свои деньки, а начало юности всегда так неопределенно, непонятно! И никто не застрахован от ошибок. Никто! И в том вся прелесть, гармония, осо-бенность юности! Особенность этой поры, особенность этой страницы жизни!
ГЛАВА 5.
Россия. Небольшой уральский городок.
Прошло 6 лет.
Здравствуй мой дорогой Стриж!
Поздравляю тебя с днем рождения! С твоим шестнадцатилетием! Желаю тебе быть в этот день самой прекрасной, чудесной и красивой девушкой на свете. И я знаю, что ты будешь именно такой!
Ника! Я постоянно прошу тебя выслать мне свою фотографию, но ты почему-то совсем не реагируешь на мою просьбу. И мне кажется, не хочешь этого делать! Ну, хорошо! Надеюсь, что в этот раз я, наконец, увижу тебя. За шесть лет мы, конечно, все здорово изменились, может, и не узнаем друг друга, но… Молчу, молчу, молчу…
Очень рад за Сашу. Он так хотел заниматься с животными. Кажется, профессия ветеринарного врача как раз ему по душе. Сожалею, что семейная жизнь не сложи-лась у твоих сестер. Но ведь жизнь продолжается, и у них все наладится. Будем верить в лучшее! Хочется многое вспомнить даже в письме, хочется рассказать, но…
Прости, бегу на учения, писать некогда. Но я жду от тебя писем! Не обижайся, что так мало и редко пишу. У меня что? Служба! Жив и здоров, а у вас там вся жизнь!
Пиши! Пока! Жму твою лапку и крылышко. И поздравляю тебя, вдобавок ко дню рож-дения ещё и с Женским днем 8-го Марта! Скоро ты станешь настоящей женщиной, ум-ной доброй, красивой, терпеливой и самое главное счастливой. Так будет! Я знаю!
Твой вечный друг, Володя Зоринский.
Привет и сердечные поздравления твоей маме!
Женщина лет пятидесяти, с усталым лицом, но всё ещё не лишенным привлека-тельности, прочитала письмо, и, вложив его в конверт, задумчиво уставилась в окно.
Середина марта. Скоро побегут ручьи, и весна начнет хозяйничать на земле, а пока
ещё стоит зима, иногда дуют сильные ветра и метели, и кажется, что больше никогда на эту землю не придет тепло. Так холоден и суров здесь, в России, март месяц.
Женщина погладила ладонью письмо, лежащее перед ней на столе, и улыбнулась. Глу-
пая, совсем глупая её дочь. Ей пишет письма такой парень, вот уже долгих шесть лет, а она отвечает ему через силу, почти из-под палки. Ну что за тяжелый характер.
Ишь, как мило он её зовет. Стриж! Раньше писал Стрижёнок, а сейчас, наверное, чувствует, что Ника стала совсем девушкой. Высокой и симпатичной! Хотя эта дрянная девчонка возомнила, что она уродина, и ни в какую не хочет отослать Володе свою фото-графию. Зато он прислал своих уже штук пять или шесть. Красивый парень, ничего не скажешь. Светловолосый, голубоглазый, а главное высокий. Именно такого, высокого рос-том парня, и надо её дочери. Тем более с Володей её связывает многолетняя дружба. О серьезных намерениях здесь речь не идёт, здесь речь идет о Нике.
