— Повернись и сражайся, — услышал он голос, прозвучавший у него за спиной на расстоянии полушага.
Джиро круто повернулся. Хокану был без лошади. Он ждал с поднятым мечом; тень скрывала лицо, и это делало его похожим на палача.
Джиро был на грани того, чтобы заскулить вслух. Его предали! Чимака допустил ошибку, непростительную ошибку, и вот к чему это привело! Панику сменила безумная ярость. Властитель Анасати поднял меч и ринулся в бой.
Хокану легко, словно играючи, отвел клинок Джиро в сторону. Он был закаленным воином и опытным фехтовальщиком.
Следующий удар клинков отозвался резкой болью в плече Джиро, не приученного к рутине боя. Он невольно ослабил хватку, и меч, вырвавшись из рук, описал в воздухе широкую дугу. Стука от его падения в кусты Джиро не услышал.
— Омело!.. — завопил он, не в силах совладать с паникой. Должен же был кто-нибудь, хотя бы один солдат из его почетного эскорта, уцелеть и услышать его зов!
Его обязаны спасти!
Он призвал на помощь разум и обратился к врагу:
— Ты обесчестишь себя, если убьешь безоружного противника.
Хокану оскалил зубы, но это не было похоже на улыбку.
— А мой отец не был безоружным? Умер в своей постели не от отравленной стрелы? Я знаю, что убийца исполнял твой заказ. — Джиро принялся бурно отрицать обвинение, но Хокану быстро положил этому конец. — У меня есть секретные записи тонга! — бросил он. Властитель Шиндзаваи казался олицетворением возмездия, когда, опустив меч, резким движением воткнул клинок острием в землю и там оставил, убрав руку с эфеса. — Ты мразь, нет — хуже, чем мразь, и не тебе напоминать мне о чести!
Он рванулся вперед.
Джиро подобрался, приготовившись к борьбе. «Для начала неплохо», — подумал он. В конце концов разум восторжествует! Он убедил благородного глупца из Шиндзаваи вступить с ним в рукопашный бой! Хотя властитель Анасати не считал себя первоклассным борцом, он сознавал, что в подобной схватке смерть настигнет его не так быстро, как в поединке на мечах. Он выиграл время, а за этот срок кто-нибудь из эскорта, возможно, сумеет пробиться и спасти его.
Пытаясь выгадать еще отсрочку, Джиро понемногу отступал. Но он был слишком медлителен, а Хокану быстр, как охотничья собака, и одержим жаждой мести. Сильные руки грубо схватили Джиро за плечи. Стремясь оторвать их от себя и освободиться, он поднял руку, но почувствовал, что его запястье перехватили и заломили назад. Безжалостная сила выкручивала руку; о том, чтобы оказать сопротивление, не приходилось и думать.
Джиро шипел сквозь стиснутые зубы. Выступившие на глазах слезы туманили зрение. Мучительный захват усиливался с каждой секундой. Сморгнув слезы, Джиро посмотрел вверх. Над ним неясно вырисовывались очертания фигуры Хокану и ослепительно сиял шлем неприятеля, отражая пробивающиеся сквозь листву солнечные лучи. Джиро попытался заговорить. Он открывал рот, но никакие убедительные слова не приходили на ум. На протяжении всей своей сознательной жизни, проведенной в праздности и сибаритстве, ему никогда не доводилось испытывать телесные страдания, и первый же натиск боли почти лишил его рассудка.
Хокану встряхнул его, будто щенка, одной рукой. Взгляд властителя Шиндзаваи был страшен; казалось, это не человек, а демон, который не удовольствуется только кровью. Вцепившись, словно клещами, в богато украшенный шлем Джиро, он сорвал этот головной убор вместе с застежкой, едва не свернув шею незадачливому бойцу.
Джиро бросило из жара в холод. Он задохнулся, начиная понимать.
А Хокану рассмеялся, и этот смех не сулил ничего хорошего.
— Уж не решил ли ты, что я снизойду до поединка с тобой? Глупец! Я отложил меч, потому что ты не достоин чести, подобающей воину; ты, оплативший убийство моего отца, заслужил собачью смерть!
Джиро прерывисто дышал, ему не хватало воздуха. Пока он подыскивал слова, чтобы попросить пощады, Хокану не переставал его трясти. Шепотом, близким к рыданию, Джиро смог из себя выдавить только одно:
— Он был стар.
— Его любили, — отрезал Хокану. — Он был моим отцом. А твое существование оскверняет тот мир, в котором он жил.
Хокану еще раз крутанул Джиро, да так, что тот не удержался на ногах. При этом из-под красных доспехов выпал мешочек с документами. Властитель Шиндзаваи одной рукой потянулся, чтобы схватить шнурок. Джиро неуклюже дернулся, пытаясь освободиться.
— Ты же не сможешь запятнать себя моей смертью, если я такая уж презренная тварь.
— Не смогу?.. — зарычал Хокану, туго закручивая кожаный шнурок. Джиро чувствовал, как удавка врезается в шею.
Он забился, сопротивляясь из последних сил, царапаясь, ломая ногти о синие доспехи. Хокану туже затянул ремень, и Джиро уже не мог дышать. Его голова бессильно свесилась, из раскрытого рта потекла слюна, глаза выкатились из орбит. В угасающем сознании еще успела промелькнуть мысль о том, какая позорная смерть его ожидает, и он — в безумном отчаянии, с багровеющим лицом — содрогался в последних конвульсиях.
Хокану не стал предаваться размышлениям. Он набросился на Джиро с ненавистью, которая была так непомерна, что довела его до неистовства, столь же неподвластного разуму, как приливная волна. И зная, что никто уже не воскресит его убитого отца и не вернет им с Марой младенца, которого они лишились, Хокану продолжал затягивать ременной шнурок, пока лицо Джиро не приобрело темно-красный оттенок, затем сделалось пурпурным и наконец посинело. Еще долго Хокану не выпускал шнурок. Плача и дрожа, находя облегчение в возможности дать выход горю и ненависти, что накапливались годами, Хокану продолжал душить поверженного врага, пока сотник армии Шиндзаваи не обнаружил своего господина. Сотнику понадобилось применить силу, чтобы оторвать хозяина от бездыханного тела.
Овладев собой, Хокану тяжело опустился на влажную землю, покрытую палой листвой, и закрыл лицо окровавленными ладонями.
— С этим покончено, отец, — произнес он голосом, охрипшим от волнения. — И я сделал это сам, своими руками. Я удавил собаку.
Сотник в шлеме с синим плюмажем терпеливо ждал. Он давно находился на службе и хорошо знал своего хозяина. Заметив мешочек для документов, на шнурке, врезавшемся в горло Джиро, он вынул его содержимое, предполагая, что хозяин может захотеть с ним ознакомиться, когда придет в себя.
Через минуту властителя перестало трясти. Он поднялся, по-прежнему уставившись на свои руки. Он выглядел опустошенным. Затем, словно бы пятна на костяшках его пальцев были не чем иным, как приставшей к рукам грязью, а распростертый мертвец, жалкий и нелепый в своих красных доспехах, заслуживал не больше внимания, чем убитая на охоте дичь, Хокану повернулся и пошел прочь.
