– Да я вижу, но уж больно они красивые, засмотрелась,
– Их мама бережет, только у нее такие куры. Яйца у них как кулак, и все до одного вылупляются. Только вот петуха пора менять, а этого пора в суп, да у нас здесь столько дров нет, чтобы его уварить, – лепетал он, а Таня любовалась парнишкой.
– Веди меня к сараю, где сушеное мясо, а то, боюсь, если не принесу, твоя мать сейчас из меня суп сварит, – засмеялась Таня своей же шутке, и мальчишка залился смехом вместе с ней:
– Ты такая же тощая, как наш петух, не бойся, таких тощих она не варит, сначала откормит обязательно, – он махнул пятерней, указывая, что надо следовать за ним, и Таня вышла на улицу, снова в чужой и совсем недобрый мир.
Мясо было в соседнем сарае, где раньше, видимо, тоже было сено, а сейчас располагались люди Уильяма. В углу, обмотанные тряпками, затертые глиной, висели куски мяса на кости. Так выглядят ножки хамона в дорогих ресторанах. Мальчишка самостоятельно подставил под один из них колченогую лавку, запрыгнул на нее, приподнял кусок, сняв петлю с кованного огромного гвоздя, и подал мне.
– Я сама нарежу, иначе ты с такой расторопностью до утра будешь помогать, – с плохо скрываемой улыбкой сказала Брида, и отняла баранью ногу.
Таня тайком поглядывала на то, как Костя слез с лошади, но отметила, что он делал это сам. Его уложили в сарае, он сам снял с себя мокрые вещи, оставшись в трусах, над которыми долго смеялись мужчины. Он сам развесил свои вещи сушиться. Она выдохнула, понимая, что теперь ему точно ничего не грозит.
– Вот, надень сухое, утром отдашь, – подала Тане свое платье Брида, и позвала с собой в дом. – Можешь ночевать здесь, мальчики с Ферхаром ночуют в сарае, – она быстро отвернулась, и вышла, чтобы не показывать своих слез.
В доме были такие же высокие лавки вместо кроватей, что и в доме Грегора. Таня лучше бы ночевала на сене, чем здесь, но отказываться и обидеть женщину она не хотела.
Большой котел похлебки перенесли в сарай. Женщина принесла миску супа, подала в руки Тане, покинула дров в очаг, подвинув ближе к нему Танины платья и плед, и сев рядом начала говорить, словно сама с собой:
– Я всегда хотела сыновей , но после Адама и Лестера я уже хотела дочь. Да и вместо них я теперь хотела бы дочь, – она подняла глаза на Таню, они были полны слез. – Не рожай сыновей, потому что Шотландия слишком горда, чтобы быть зависимой, но слишком мала, чтобы быть сильной.
После этих слов она встала, и словно поменялась в лице от вдруг посетившей ее идеи:
– Ты будешь спать здесь одна – я буду сидеть там всю ночь, и смотреть на них, – сказала она с улыбкой и отставив свою миску, вышла.
Суп был горячий и очень вкусный. Возле очага было так тепло и уютно, что Таня млела от этого минимума. Век бы сидела и смотрела на огонь! Часы отдыха были ценны еще и тем, что их всегда не хватало. Она не позволяла себе думать о том, что обязательно вызвало бы слезы.
– Я буду делать так, чтобы ты мной гордилась, мам, - прошептала она, и доев похлебку, легла на лавку и моментально заснула.
Через три дня, после ночевки в доме Бриды, отряд достиг Глазго. Никакого города Таня не видела впереди, но отряд встал на этот раз в лесу, костров не разжигали, палаток не ставили. Благо, что дожди прекратились, и последние три дня дорога была не такой тягостной.
Уильяма Таня видела редко, и только издали, больше он не подходил к ней с дурацкими разговорами, но от того, что на ее вопрос он так и не ответил, Тане стало страшно. Если впереди город, значит, скоро ее передадут в руки человека, от которого будет зависеть ее жизнь. Их с Костей жизнь.
Весь путь она наблюдала за Костей издали, но ни разу они не пересеклись взглядом. «Скорее всего, он смотрит на меня более осторожно, и я этого не замечаю» - подумала Таня.
Сутки они сидели на сухом пайке, и пили сырую воду из ручья. Уильяма не было. значит он уехал из лагеря, и вернется, возможно, с этим Вишером, - рассуждала, сидя у дерева девушка.
Как только опустилась темнота, в отряде зашептались, потом Таня услышала топот лошадиных копыт – две лошади приближались к ним по лесу. Она прижалась к дереву. В свете луны она узнала Уильяма, сошедшего с лошади. С ним был мужчина, он все еще сидел в седле. Мужчины из отряда не подходили к ним, и Таня сейчас была ближе всех к этим двоим.
– Ты прав, в соборе не безопасно, но и мне не стоит появляться здесь, среди твоих людей могут быть те, кто за звонкую монету продадут и тебя, – очень тихо говорил мужчина, спешиваясь. Таня сильнее прижалась к дереву, и вслушивалась в каждое слово.
– Те, кто не преклонились перед Эдуардом либо в тюрьме, либо в могиле. Они могли бы помочь нам только деньгами, но этих людей не купишь монетой, дорогой мой епископ, – тихо ответил Уильям, и только сейчас Таня поняла, что незнакомец одет в длинное платье. «Дорогой мой»? Они давно знакомы?
«Епископ? Да ну, этого не может быть? Какого черта здесь делает целый епископ?» - крутилось в Таниной голове, но сейчас она все больше верила в то, что это никакой не розыгрыш – это реальная Шотландия, и реальное средневековье.
– Тех, кто горит сердцем за свободу наших земель слишком мало, и деньги могли бы помочь нам нанять людей, а еще, Франция так же не разделяет взгляды Эдуарда, Уильям. Нам нужна огромная армия…
– Я знаю, но среди моих людей не будет ни одного, кто бы стал воевать за деньги, Ваше Преосвященство. Ваша помощь и ваши старания я ценю, и даже доверяю вам множество секретов. Только вот, эти люди… Каждый из них стоит троих, – перебил его Уильям.
– Я свяжусь с вами сам, а пока, вам стоит отойти чуть дальше, а возможно, стоит и разделиться. Пока тебя англичане плохо знают в лицо, ты можешь приходить в город, но отряд, обосновавшийся в лесу, рано или поздно привлечет внимание, – немного заискиваясь, словно стесняясь страха за свою жизнь, ответил Епископ.
– Да, мы отойдем, Ваше Преосвященство, как только вы доберетесь до Глазго, мы уйдем. Мы будем ждать еще один такой же отряд, а потом свяжемся с вами.
– Возьми вот это, – прошептал он Уильяму, и что-то передал. Таня старалась дышать неслышно, но сердце бухало в груди, и казалось, его слышат на другом материке. Преосвященство? Это тот самый Вишер, которому он собирался нас передать? – думала она, зажимая рот рукой, чтобы они не услышали, как она сглатывает слюну.
– Я уверяю вас, Ваше Преосвященство, что отправлю к вам только того, кому доверяю как самому себе, – спокойно сказал Уильям, и Таня поняла, что никакого трепета в его голосе перед столь важной персоной нет – они были как будто равными.
После этого незнакомец легко запрыгнул на лошадь, задрав сутану до колен, и прогулочным шагом его лошадь понесла его в глубь леса. Уильям постоял еще несколько минут, прислушиваясь к шорохам, и направился к мужчинам.
Как только он потерялся из вида, Таня переползла ближе к лагерю, чтобы тот, упаси Бог, не понял, что их разговор не был таким уж тайным. Она лежала на преющих листьях, подложив локоть под голову, закрыв глаза и так ровно дыша, что любой должен был бы подумать, что она спит. Она думала, старательно вспоминала все, что рассказывал о Шотландии гид, но никаких подсказок в ее голове не было. Кроме одной – Эдуард, король Англии, воспользовавшись тем, что Шотландия осталась без правителя, вновь запустил в нее свои загребущие руки.
«Это точно тринадцатый век, но этого просто не может быть!
Глава 18
Еще до рассвета отряд вышел в дорогу – как поняла Таня, они решили не дожидаться прибывающих. Судя по направлению, они обходили Глазго восточнее. Это значит, что и до Эдинбурга здесь подать рукой, конечно же не в привычных ей масштабах, а сравнивая с недельным переходом до Глазго.
Бежать от отряда, как ей показалось, сейчас было реально – им всем не до нее, и, судя по тому, что ночью ее никто не заметил, у них отлегло от сердца. «Первой же ночью я уйду. Одна» - подумала Таня и настроение мгновенно улучшилось.
