Тирк атаковал сразу же, как только замолчал его секундант. В правой руке у него была тяжелая трехгранная шпага, вполне способная как колоть, так и рубить. В левой он держал длинную дагу с П-образной гардой, у которой «ножки» были направлены в одну сторону с клинком. Похожее оружие я видел в своем прежнем мире, когда наткнулся на разрекламированный фильм-комикс. Там симпатичная героиня, затянутая в красный латекс, парой подобных клинков легко резала и колола противников, обладающих паранормальными способностями. Вот с чем-то похожим напал на меня Тирк.
Шпагу он держал высоко, почти на уровне плеч. Такая стойка предполагает только колющие удары в область лица, руки и шею. Дага располагалась чуть выше пояса на вытянутой руке.
Наши клинки столкнулись, совсем немелодично звякнули, как два куска арматуры, и отскочили друг от дружки. Почти тут же, изобразив удар дагой мне в живот, Тирк повторил выпад.
Удар был направлен в горло, что говорило лишь об одном: соперник не собирается придерживаться правил боя и оставлять меня живым не желает. Что ж, тем хуже для него. Если человек не умеет принимать поражение, то рано или поздно он проиграет все. Интересно, с чего он вообще на меня так накинулся? Из-за простой игры на первого встречного с ножом не бросаются.
Минуты три мы обменивались ударами, прощупывая защиту друг друга. Тирк, поняв после первых атак, что сражаюсь я никак не хуже, чем играю в фаас, умерил пыл. Он кружил вокруг и кружил, выбирая подходящий момент. И смог его дождаться и почти воспользовался.
В отличие от него у меня и в мыслях не было заканчивать поединок убийством. Хоть Тирк и подставлялся несколько раз, предоставляя повод ударить наверняка, я ждал. Ждал момента ранить или обезоружить, но… но чуть не распрощался с жизнью сам. А все мое гуманное воспитание человека двадцать первого века с Земли. То и дело родные инстинкты вступают в противостояние с чужим мировоззрением, доставшимся вместе с телом. Вот и сейчас я-Славар желал прирезать недотепу, посмевшего поднять руку на столичного аристократа, а я-Вячеслав с трудом мирился с такой возможностью. В итоге меня чуть не убили.
Я отразил очередной удар противника и атаковал следом. На мгновение замешкался, когда Тирк оставил открытой грудь, словно предлагая ударить ему в сердце и поставить точку в поединке. Моей заминкой соперник воспользовался на все сто, ударив своей шпагой по моему клинку ближе к середине лезвия и словно придавливая его к земле. Пальцы свело судорогой, и они почти разжались, готовясь выпустить эфес. Сохранить оружие и жизнь мне помогло лишь неточное применение врагом обезоруживающего приема. Окажись здесь противник менее опытный, чем я, то оружие вылетело бы из его ладони, как камень из пращи. Меня же спасли наработанные в прошлой жизни приемы и знания нового тела.
Провалившуюся попытку обезоружить и добить меня Тирк решил продолжить атакой даги в горло. Буквально вывернувшись в спираль, он ткнул меня коротким клинком в шею. Жалящий кончик оружия дернул кружевной воротник, оцарапал кожу и ушел в сторону…
И вот тут я пришел в бешенство. С виду я остался прежним — ни брани, ни дрожи в руках, ни подергивания тела или спонтанных попыток наброситься на врага и задавить его градом ударов. Подобное описание хорошо для книг, но в реальной жизни только мешает. На меня нахлынула та холодная злость, что лишь помогает собраться и принять нужное решение. Хочет Тирк, чтобы дуэль закончилась смертью одного из бойцов? Так пускай его желание исполнится.
Несколькими ударами я заставил отойти своего соперника на шаг назад и открыться. На короткий миг нижняя часть тела Тирка осталась без прикрытия. И я, почти упав грудью на правое, выставленное вперед колено и вытянувшись в струну, ударил его в живот снизу вверх.
Я рисковал с этим ударом, став уязвимым для ответной атаки. Промахнись я, закройся Тирк одним из своих клинков, и все — ему оставалось бы лишь ударить меня вторым. Но все обошлось. Моя шпага почти насквозь пропорола незадачливому игроку в фаас подбрюшье, пробив печень и правую почку. Хитрый удар, редко получавшийся у кого ранее, но смертельный и гарантированно заканчивающий бой в один миг.
Вот и Тирк, наткнувшись на тонкую полоску стали, вздрогнул, громко вскрикнул от боли и осел мешком на землю. В глазах еще теплился огонек жизни, когда он выпустил из ладоней оружие и растянулся на земле. Впрочем, через несколько секунд веки сомкнулись, чтобы навсегда скрыть от глаз свет живого мира.
Как только это случилось, я ощутил, что и сам могу растянуться рядом со своим противником. Ноги меня почти не держали, тело била едва заметная дрожь, во рту накопилась кислая слюна… Вся злость сошла, как будто ее и не было. Мой первый убитый в этой, да и в прошлой жизни. Первый убитый человек. Сраженных гоблинов я не относил к разумным существам. То ли их внешний вид не вызывал ничего похожего на жалость или сочувствие, то ли победа в серьезном бою накладывает свой отпечаток. В общем, я чуть не вывернул свой желудок перед окружающими зрителями. Пожалуй, успей я его наполнить, то конфуза избежать не удалось бы.
Пока я боролся со своим организмом, стараясь выглядеть бодренько, как и полагается победителю, к телу соперника метнулись сразу несколько фигур. Там были оба секунданта, один тощий мужичок с кожаным саквояжем и женщина. Не самая красивая на лицо, и фигура больше на любителя кустодиевских прелестниц. Судя по воплю, который она издала, увидев бездыханное тело, женщина приходилась Тирку женой или хорошей подругой.
— Мертв, — констатировал человек с саквояжем. — Мне жаль.
И непонятно было, кому он выражает свое сожаление. Мне было абсолютно все равно, почти всем зрителям тоже, а женщина его не слушала. А вот оба секунданта выглядели несколько растерянно, особенно трактирщик. Глядя, как женщина гладит Тирка, нежно касаясь кончиками пальцев его лица и рук, оба мужчины мялись рядом и растерянно переглядывались. Потом аптекарь подошел ко мне и произнес:
— Господин Славар, вам придется в стражу идти. Убийство, пусть и на дуэли, так просто с рук не спустят. Особенно чужаку.
— К господину Главу? — хмуро поинтересовался я. — Или кто-то другой занимается подобными делами?
— Вы знаете начальника стражи?
— Встречался на днях, — хмыкнул я. — Так, значит, к нему?
— Да.
Сказать, что орк был счастлив лицезреть мою физиономию во время рассказа о дуэли и ее трагическом окончании, значит просто промолчать. После того как аптекарь, который взял на себя роль рассказчика, замолчал, Глав орал минут двадцать. При этом он поминал «добрым» словом игроков в фаас, их родственников и матерей, прошелся по дуэлянтам, выразил свое отношение к дворянам. Потом просто сказал, обращаясь к трактирщику и аптекарю:
