- Ну мы пошли, не будем толкаться, дальше и без нас справитесь, - забормотали монахи на два голоса и попытались пробиться к выходу.
- Стоять! - рявкнул Боня, опуская мешок на пол. - А в карманы что напихали?!
- Ну так, да почти ничего, несколько сувениров на память, во славу церкви... - послышалось опять бормотание на два голоса.
При этом монахи не оставляли попыток протолкаться к выходу. Правда, безуспешных. Ламии перекинулись в змеелюдную форму и заткнули хвостами дверь так, что и комару было бы непросто выбраться.
- Хорошо хоть Света форму менять не стала, всех бы тут придавила, - подумал Боня.
Монахи стали опорожнять карманы, делая это крайне медленно и неохотно.
- Вот уж, не ожидал, - подумал Боня, - что от своих добычу защищать придется. И это - в условиях надвигающейся войны, когда любое знание или просто артефакт могут оказаться решающими! Наказать, мародеров, что ли? Только как?
Тут его посетила мысль, показавшаяся ему интересной.
- Са, Ца, Ша! Вы говорили, что можете заставить разумного правду говорить? Без серьезного членовредительства? - добавил Боня, плотоядно посматривая на монахов. - Пока мумрики в отрубе, продемонстрируйте свое умение на этих мародерах!
Бурные протесты братцев в расчет приняты не были. Ламии просто похватали их в охапку и вынесли из "тарелки" наружу. Не то, чтобы вырваться, даже пошевелиться в нежных объятиях у вполне крепких физически монахов не получалось. (Сильные девочки, однако, - удивился про себя Боня.)
Дальнейшее действо не напоминало ни сеанс гипноза, ни танец голода Каа, описанный Киплингом. Одна из ламий обратилась в змею и охватила братцев кольцом в пару витков своего отнюдь немаленького тела. А две других так и остались в змеелюдной форме и запели на два голоса. Довольно красивую грустную мелодию - чистыми, без намека на шипение, голосами. О прекрасной земле с золотыми степями, седыми горами и синими реками. О благородных рыцарях, готовых без колебания отдать свою жизнь за эту землю. О верных женщинах, любящих своих мужей, но благословляющих их на войну и смерть. В общем, много красивых слов о любви, дружбе и самопожертвовании. У Бони даже в носу защипало, а Света так и вовсе у него на плече всхлипывала.
- Красивая песня, - думал Боня. - После нее действительно хочется самому стать благороднее и идти творить добро... Целых пару минут. И то, если слушатели дети или наивные простаки. А в наше циничное время большинство разве что хмыкнет. Здесь что, народ совсем другой? Или в песне все-таки магия есть? Которой я не чувствую...
Но Свету он к себе все-таки прижал покрепче и с нежностью поцеловал в обе заплаканные щеки.
На монахов, однако, песня ламий подействовала. Опять же не так, как ожидал Боня. Братцы дружно грохнулись на колени и стали каяться в грехах. Но не змеелюдкам, а непосредственно Боне.
- Грешен, блаженный Боня! - рыдал Фока.
- Духом слаб и умом скорбен! - вторил ему Ника.
- Яви милость, прими исповедь нашу, успокой души мятежные, прости нам грехи, блаженный! - рыдания тоже пошли на два голоса.
Боня мысленно чертыхнулся. Наверное, в песне ламий какая-то магия все-таки была, но проявлялись ее результаты в зависимости от личности подвергнутого ее воздействию. Братцы-монахи вот просветлились и в грехах каяться начали. К сожалению, в местной системе заповедей грех "не укради" оказался самым последним. А самих заповедей - целых шестнадцать. Так что, помимо досадных нарушений братцами известных на Земле заповедей, Боне пришлось выслушивать многочисленные случаи "непослушания", "сомнения", "несоблюдения", "недостаточного рвения", "жестокосердия" и даже "косоглазия". Под последним, кажется, подразумевалось любопытство, что Боня вообще грехом не считал. Но пришлось с умным и строгим видом качать головой. Особенно Боню огорчало отсутствие у него жезла священнослужителя, ударом по лбу которым, как он помнил, местные жрецы и благословляли верующих. Хотя, все равно, сильно бить бы не стал, а так хоть помечтать об этом можно...
Впрочем, мучился он не совсем зря. Конфискованный у Фоки и Ники мешок с артефактами оказался уже третьим. Два других эти куркули уже успели в кустах спрятать, но теперь все-таки в этом сознались и даже место схрона указали. Так что жреческий жезл Боня себе все-таки из твердой маны сформировал и отпустил им грехи, с чувством приложив каждого из братцев по кумполу. Жаль, что мана не весит ничего, "шишек мудрости" на этих твердых лбах от его воздействия не появилось.
В качестве епитимьи приказал им подробно описать и показать Галадриэть с Тенерином, где какой артефакт брали, а "отвинченные" - на место присобачить.
Несмотря на некоторые неудобства, такой способ проведения следствия Боне понравился. Главное, допрашиваемые не врут, не юлят, правду-матку режут. А что многословны чрезмерно, так и на Петровке 38, инспекторам через такие дебри и завалы показаний пробираться приходится. И еще правду от лжи различать. Если, конечно, сами ее не сочиняют...
Поручив оркам обеспечить охрану объектов (эх, раньше надо было это сделать!) и отправив Тенерина со студентами разбираться с нанесенным братцами-монахами ущербом, Боня с остальными членами команды переключился на допрос инопланетян. Начало пошло по той же схеме. Са свернулась вокруг них кольцами, а Ца и Ща опять запели балладу. Мумрики все еще пребывали в отключке, но по мере пения стали приходить в себя. Или не стали? Вроде, поднялись, но шевелились при этом как сомнамбулы.
Тем неожиданнее была их реакция. Боне запомнилось, что обычная речь инопланетян напоминала ускоренное воспроизведение звукозаписи: сплошной писк и пощелкивание. Но теперь от общей заторможенности их речь по скорости даже напоминала обычную человеческую. И такими скучными голосами, запинаясь и растягивая слова, мумрики понесли что-то гордо патриотическое. Типа "умрем героями за великую Мумрию", "враг должен лежать в контейнерах" или "пытайте гады, все равно ничего не скажем".
Кулоны переводчики были только у Светы и Галадриэль, ну и у Бони он когда-то где-то в теле растворился. Ламии речь допрашиваемых не понимали, об успешности своих действий судили только по реакции товарищей. Поэтому причину их кислых физиономий поняли не сразу. Боня послал поискать кулоны для змеелюдок среди захваченных артефактов, а содержание песен попросил подкорректировать в сторону пацифизма.
Не помогло. Через полчаса инопланетяне рыдали от любви ко всему живому, но техническими секретами делиться не собирались. В итоге провозились до вечера. Хорошо, ламии - существа магические, так что связки не посадили. В конце концов, больше от отчаянья, Боня дал им петь кулинарную книгу. И, как ни странно, подействовало. В приготовлении блюд мумрики были несильны, но знакомыми им инструкциями стали делиться. И хотя далеко не все они касались полетов и проведения ремонтных работ на "тарелках" или иных кораблях, но знания о правилах поведения (уставов) вероятного противника (от доклада вышестоящему начальнику до общения с аборигенами в чужих мирах) тоже представляли интерес.
