Свою тираду герцог закончил чуть ли не криком. Побагровев, он воззрился на королеву.
— Вы все сказали, милорд? — осведомилась Катарина тоном столь холодным, словно она хранила его в леднике как раз для такого случая.
Герцог Бурбон медленно кивнул.
— Все,— ответил он и сел.
Катарина на миг прикрыла глаза, затем глянула на карлика и еле заметно кивнула.
Бром встал.
— Желает ли кто-нибудь высказаться в поддержку милорда Бурбона?
Вскочил молодой человек с ярко-рыжими волосами.
— Я согласен со всем тем, о чем только что говорил милорд Бурбон. И еще я желал бы добавить: королеве следовало бы поразмыслить о том, что назначаемые ею судьи могут быть подкуплены, ибо человек, не владеющий ни землей, ни деньгами, не имеющий благородного имени, честь которого ему дорога, очень легко может впасть в искушение и продать свою судейскую неподкупность.
— Если это произойдет,— вырвалось у Катарины,— они будут повешены на самых высоких виселицах, и палачами их станут те люди, с которыми они несправедливо поступили.
Она молча смотрела на молодого аристократа. Затем Бром О'Берин пробасил:
— Приносим нашу благодарность благородному герцогу Савойскому.
Молодой человек поклонился и сел.
— Кто еще скажет в поддержку милордов Бурбона и Савойского?
Один за другим встали остальные десять лордов. Большой Королевский Совет единогласно объединился против королевы.
Катарина на миг закрыла глаза и крепко сжала губы. Открыв глаза, она гневно обозрела лордов.
— Милорды, я глубоко огорчена тем, что вы так противитесь справедливости вашей королевы,— Она горько усмехнулась.— Благодарю вас за вашу искренность и честность. Однако я не привыкла отступать от намеченных целей. Мои судьи останутся в ваших уделах.
Лорды заняли свои места и, ерзая на стульях, принялись негромко переговариваться между собой. Все вместе они напоминали одного большого, встревоженно рычащего зверя.
Старый герцог Логир медленно встал и тяжело оперся о стол.
— Моя королева,— проговорил он,— задумайтесь: даже королям порой отказывает истинность в суждениях, а вы покуда совсем недолго вершите дела государства. Общеизвестно, что одна голова — хорошо, а две лучше. Здесь же собрались двенадцать мужей, представляющих самые древние и почтенные роды королевства, чьи семейства издревле искушены в государственных делах. Многие из членов совета немолоды, а прожитые лета, как известно, приносят с собою мудрость. Неужели вы готовы упрямиться в избранном вами деле, когда столь многие уверены, что вы не правы?
Катарина побледнела — можно сказать, мертвенно побледнела. Глаза ее яростно сверкали.
— Готова,— сказала она негромко, но решительно.
Лорд Логир долго испытующе смотрел на нее, затем медленно опустился на стул.
Катарина обвела взглядом своих приближенных, стараясь заглянуть в глаза каждому из них.
Затем, вздернув подбородок, она изрекла:
— Мои судьи останутся в ваших уделах, милорды. Что же до их продажности, вы вскоре поймете, что в своем отношении к деньгам они почти святые и точно так же относятся к вину и… прочим удовольствиям. Они пекутся об одном лишь — о высшей справедливости.
Она помолчала, ожидая, как будут восприняты ее слова. От Рода не укрылось, как побагровели при этом физиономии у нескольких лордов. По всей вероятности, дела по части высшей справедливости на их родовых землях были не так уж чисты.
Герцог Логир не попал в число покрасневших. Единственной эмоцией, которую мог Род прочесть на его лице, было сожаление.
— Однако разговор о судьях — это не самое важное, ради чего я созвала вас нынче,— улыбнулась Катарина, не пытаясь скрыть злорадства.
Лорды встревоженно вздрогнули и вскинули головы. Бром О'Берин, казалось, был изумлен не меньше остальных. По всей вероятности, королева не переговорила заранее со своим главным советником.
Затем лорды дружно склонили головы и перебросились парой слов со своими консультантами. Тревожное выражение их лиц сменилось выражением нескрываемого гнева.
— В каждом из ваших поместий,— сказала Катарина,— есть монастырь. Вы издавна назначаете пастырями своих подданных монахов из этих монастырей.— На миг королева опустила глаза, но тут же продолжала: — Здесь, в моем замке, я собираю лучших богословов изо всех монастырей. Вы изберете молодых монахов из братии ваших обителей, по одному от каждого монастыря, и отправите их ко мне в замок, где их будут обучать мои богословы. Если случится так, что я не одобрю ваш выбор, я отправлю ваших избранников назад и потребую, чтобы вместо них были присланы иные. Когда они закончат обучение и примут сан, я пошлю их обратно в ваши уделы, дабы они стали вашими епископами.
Лорды повскакали на ноги, принялись кричать и размахивать руками и стучать кулаками по столу.
Катарина гневно вскричала:
— Довольно! Уймитесь!
Медленно, один за другим, лорды умолкли и заняли свои места, гневно переглядываясь.
А вот физиономии их советников, как ни странно, наполнилось скрытной радостью. Глаза у них весело сверкали, и все они улыбались — нет, скорее, усмехались.
— Я все сказала,— резюмировала Катарина ледяным тоном.— Это будет исполнено.
Старик Логир поднялся, дрожа, как в ознобе.
— Не желает ли ваше величество…
— Не желаю.
Бром О'Берин прокашлялся.
— Если ваше величество позволит…
— Не позволю.
В зале Совета сгустилась зловещая тишина. Катарина вновь обвела взглядом собравшихся.
Затем она повернулась влево и склонила голову.
— Милорд Логир.
Старик встал. Губы его, прячущиеся в седой бороде, были крепко сжаты, руки, испещренные старческими веснушками, дрожали от плохо скрываемого гнева.
Он отодвинул назад высокий золоченый стул, Катарина встала. Логир вернулся на свое место. Королева отвернулась, створки дубовых дверей распахнулись настежь. Стражники окружили Катарину. В дверях она помедлила и обернулась.
— Подумайте, милорды,— сказала она,— И смиритесь, ибо вам не выстоять против меня.
Массивные двери со стуком закрылись за нею.
Зал Совета превратился в настоящий пандемоний.
— Ну ладно, будет тебе. Классическая схема от начала до конца, вплоть до гневного взгляда напоследок!
Освободившись после трудового дня, Род ехал верхом на Век-се к постоялому двору, где хотел послушать свежие сплетни и хорошенько заправиться пивом. Большой Том остался в замке, где ему было поручено поддерживать огонь в очагах и держать ушки на макушке.