На голой равнине дна по обе стороны от центральной части города у ног уходящей к поверхности статуи вытянулись два волнореза. Ноги воина, что удивительно, были свободны от водорослей, которые облепили ее тело ближе к поверхности. Можно было хорошо рассмотреть всю нижнюю ее часть, от грубых башмаков и мускулистых лодыжек до сильных белых голеней и полусогнутых коленей. Кое-где отсутствовали или были поломаны каменные плиты. В щелях приютились угри и морские звезды. Могучий пояс статуи драпировали изъеденные складки резного камня. Грудь каменного исполина была голой, широкой и массивной, а меч и выгнутый щит держали могучие руки героя. Только шея и запястья густо заросли водорослями, скрывшими благородные очертания. Возле статуи покачивались днища двух судов, и оттуда вниз протянулись веревки.
Филиопа и Конан вернулись под колокол, подвешенный в тени титана. По указанию Келтраса металлическую полусферу подвесили на высоте, в два раза превышающей рост человека, и передвинули поближе к обломкам. Теперь от колокола к месту работ протянулись канаты, чтобы можно было быстрее двигаться туда и обратно.
«Василиск» лежал, опрокинувшись набок. Его киль разбился об остатки толстой обвалившейся стены. Его оснастка сократилась до двух обломков мачт и мшистого навеса из сгнивших бруса и такелажа. В днище корабля, оставшемся незащищенным, зияла огромная дыра, которая и стала причиной гибели галеры. Конан не сомневался, что пробил ее бронзовый меч каменной статуи. Через зазубренное отверстие в дереве над палубами, под изогнутыми носом и кормой корабля туда-сюда порхали неутомимые ныряльщики с бледной кожей.
Набрав в легкие свежего воздуха, Конан повел Филиопу вниз и нырнул под навес разбитой древесины. Внутри корабля во тьме взбаламученного ила он с трудом мог различить собственные руки. Неясные кружащиеся тени других ныряльщиков и мельтешащие серебряные гольяны[3] постепенно помогли ему сориентироваться во мраке. Трюм большой опрокинутой галеры напоминал пещеру, заросшую черными водорослями. Но чуть сзади, где проходили поперечные ребра каркаса корабля, был люк со сломанной лестницей. Проскользнув через него, Конан обнаружил, что оказался в одиночестве в отсеке, залитом светом, льющимся через дыру в потолке. Одна из досок палубного настила отсутствовала. Потребовалось несколько мгновений, прежде чем глаза киммерийца разглядели детали обстановки.
Конан понял, что корабль получил пробоину неожиданно, и команда, не успев выпрыгнуть за борт, навсегда осталась на судне. Человеческие кости в беспорядке лежали в нижнем углу каюты, перемешавшись с обломками подвесных коек и лоскутами старого шелка и кожи. Черепа оскалились, лишенные плоти руки были сжаты, скелеты свалены грудой друг на друга; повсюду валялось ржавое оружие и бронзовые вещички, осколки и обрывки старых предметов, закрепленных наглухо.
Конан решил ничего не рассказывать пиратам об этой сцене, чтобы их не пугать.
Из одного скелета с толстыми костями, распластавшегося ближе к переднему люку, Конан выудил тяжелую золотую рукоятку меча. Хоть и лишенная стального клинка, она могла послужить хорошим оружием, годившимся для человека капитанского ранга. Правильному черепу с немного тяжелыми надбровными дугами недоставало лишь рыжих кудрей, за которые Кобольд получил свое прозвище, но знаменитого пирата можно было узнать по широкому шраму, протянувшемуся наискось через одну из глазниц. Легенда о том, что известный капитан был одноглазым, оказалась правдой. С уважением Конан возложил на череп лежавшую рядом позеленевшую по краям мисочку.
Неожиданно он вспомнил о том, что находится под водой. От нехватки воздуха сдавило грудь. Конан выронил золотую рукоять. Такой сувенир мог оказаться нежелательным. Он мог возбудить сверхъестественные страхи у пиратов. Навалившись плечом на склизкую древесину, Конан напряг силы, попытавшись проломить дощатый настил палубы. Но он не смог — возможно потому, что уже ослаб из-за нехватки воздуха. Повернув назад к люку, он столкнулся с одним из ныряльщиков, поднимающихся снизу, — девушкой, которая неожиданно вылетела на него из темноты.
Их краткая борьба закружила обломки перед глазами Конана, мгновенно ослепив его. Однако пират быстро нашел нужное направление. Возвращение через трюм корабля показалось ему намного длиннее, чем он помнил. К тому времени, как он нашел отверстие в разбитой обшивке, воздух, пузырясь виноградными гроздьями, уже вырывался из его сведенного конвульсией горла. Невероятно далеко впереди Конан разглядел воздушный колокол и сделал несколько диких, резких гребков, потом ухватился за путеводную веревку и потащил свое тело вперед, перебирая руками, умоляя Крома лишь об одном: чтобы умереть на суше.
Мутным взором Конан заметил, как к нему приближается одна из девушек, работавших возле колокола. Тонкая и гибкая, она плыла прямо ему навстречу. Крепко обняв его, она прижала свой маленький ротик к губам пирата и, когда из его легких вырвалась последняя гроздь пузырьков, вдохнула ему в уста живительного воздуха.
Конан прижался к своей спасительнице, с жадностью вдыхая, задыхаясь и извиваясь, но не стараясь оттолкнуть ее и освободиться. Когда силы отчасти вернулись к нему, он расслабил руки, оставив синяки на плечах девушки. Ныряльщица скользнула в сторону… уступая место следующей кхаварской деве. Та сделала то же самое, дав Конану вначале выдохнуть использованный воздух, а потом вдохнуть свежий из ее уст.
Третьей и последней ныряльщицей, приблизившейся к нему, была Филиопа — сияющая и полногрудая. Третий — ее поцелуй — был самым неспешным и самым долгим; а потом, повернувшись, она повела Конана к воздушному колоколу.
Морские нимфы вернулись к работе, даже не побеспокоившись узнать, что обо всем этом думает Конан. Но потом, пока он с Филиопой отдыхал в колоколе и восстанавливал дыхание, девушки вынырнули рядом с ними и доложили, что сокровища найдены.
Еще раз нырнув, Конан и Филиопа увидели мельтешение и облака песка, поднятые вокруг места кораблекрушения. Сокровища Кобольда, очевидно, проломили доски борта, на котором лежало судно, и теперь покоились на дне в иле. Подкапывая корпус раковинами и подсовывая под него подпорки, юноши стали вытаскивать золото и драгоценности. С корабля были спущены корзины с инструментами, необходимыми для подъема сокровищ.
Два пловца наблюдали сверху за происходящим, но внизу собралось так много ныряльщиков, что им тут больше делать было нечего. Юноши работали энергично, казалось, не заботясь о том, сколь мала будет их окончательная доля. «Похоже, они знают, как украсть больше, чем придется на их долю», — подумал Конан. Теперь некоторые из ныряльщиков отбросили в сторону мешки с камнями, которые использовали как балласт, и вместо них навесили на свои гибкие тела золотые цепи, браслеты и золотые чешуйчатые ремни с широкими застежками на шарнирах.
