Это я знал по собственному опыту и назвал ей номер.
– Скажите им, что Норм без сознания, и дайте им ваш адрес. Я сам доберусь до задней двери. Я сотни раз бывал в этом доме.
Ну конечно бывал, это правда, хоть и где-то в двадцатых годах. Они увеличили кухню за счет кладовой, но задняя дверь была на том же самом месте. От легкого ветерка, который дул этим утром, она покачивалась взад-вперед. Я слышал, как Эвелин звонит по телефону.
Я выбрался наружу и стоял там, слегка задыхаясь. Солнце припекало сильнее, чем утром. Норм Хугхарт лежал на сухом участке газона. Вода из разбрызгивателя, сияя крошечной радугой, разлеталась во все стороны как раз за его спиной, орошая часть травы и красную кирпичную стену его недвижимой собственности. Один из трех распылителей, ближайший, похоже, не работал. Норм лежал лицом в траве, а носки его ботинок упирались в землю. Он вовсе не напоминал Чарли Антолини или моего дядю Хоба, который свалился на Фэйри-хилл, когда узрел Иисуса.
Я подошел к нему.
– Норм, – сказал я, – как ты себя чувствуешь?
Норм не отвечал. Удар? Сердечный приступ? Я с трудом опустился на колени рядом с ним. Он был в майке и голубых спортивных штанах. Я наклонился, чтобы поглядеть на его лицо, и увидел, что он неподвижно уставился в траву, подстриженную Бобби Фрицем.
– О проклятье! – сказал я и потряс его за плечо. Он медленно перевернулся. Я ухватил его за бедра и перевернул заодно и ноги. Теперь он глядел в небо.
– Норм, ты, чертов ублюдок, – сказал я, – проснись!
И опять подивился, почему некоторые крайне правые носят ленинскую бородку.
Я приложил ухо к его груди. Там ничего не было слышно. Тогда я щекой приложился к его рту. Никакого дыхания, лишь запах одеколона и полоскания для зубов. Я зажал его ноздри и начал делать искусственное дыхание так, как это показывают по телевизору. Я вспотел. Это ужасно, когда умирают люди, которые гораздо моложе тебя. Я снова повторил дыхательные упражнения.
– Что вы делаете! – завопила его жена с крыльца задней двери.
– Все, что могу, Эвелин, – ответил я. – Вы вызвали помощь?
Она нервно кивнула. Потом распласталась рядом со мной и Норманом.
– Мистер Вильямс, – выдохнула она, – Как вы думаете, он.., как вы думаете?
– Лучше подождать врачей, – ответил я.
– Он выглядит таким нормальным, – сказала она, что было довольно близко к истине.
– Помогите мне подняться, – сказал я и вытянул руку.
Она вцепилась в мою протянутую руку так, точно это была пудовая гиря.
– Да потяните же Бога ради, Эвелин, – повторил я. И она потянула и подняла меня на ноги. Мы оба стояли и глядели на Норма Хугхарта, лежавшего на траве.
– Все так. Он умер, – сказала Эвелин.
– Похоже на то, – согласился я. – Что за чертовщина? Не пойму, от чего.
Может, это и было бестактное замечание. Эвелин Хугхарт отступила от меня, а через несколько секунд появилась вновь с моими старыми знакомыми из "скорой помощи".
Увидев меня, они замерли.
– Опять вы? – спросил крупный усатый мужчина, а полицейский, который прибыл с ними, покачал головой. Это был тупой тип по имени Томми Турк, по кличке Турок, худший из всех полицейских Хэмпстеда. Ему осталась лишь пара месяцев до пенсии, а живот у него уже достиг невероятных размеров, но он все еще любил махать кулаками.
– При чем тут я, Томми, – сказал я. – Разуй глаза.
Иногда я вызывал "скорую", когда у меня были сильные боли в груди.
К этому времени парни склонились над Норманом и начали тыкать в него разными штуками, которые, я надеюсь, они никогда не испробуют на мне. Томми надоело сверлить меня глазами, и он прислонился к оконной решетке. Я смотрел, как парни подключили к Норму эти штуки, напоминающие аккумуляторы грузовика. Тело дернулось, но ничего от жизни тут не было.
– С ним кончено, – сказал здоровяк, потом поглядел на меня и добавил:
– Это второй за утро, и у второй бригады тоже был такой вызов. Что за дьявольщина тут происходит?
– Три сердечных приступа?
– Кто знает… – сказал он и послал одного из своих ребят за носилками и простынями.
Я побрел за Томми и Эвелин. Томми спрашивал ее, ссорились ли они с доктором, перед тем как тот вышел на улицу. Он глянул на меня, а потом вновь на Эвелин.
– Нет, – сказала она.
– Ну ладно, а что вы тут делаете? – спросил меня Томми.
– Дама попросила меня помочь. Я перевернул Норма на спину и велел ей вызвать врачей. Я просто проходил мимо.
– Вы хотите сказать, вы… – он остановился, и я гадал, какое слово он собрался произнести. Шлялись? Томми похлопал себя по животу и усмехнулся точно обезьяна. – Вы ведь боитесь меня, верно? Знаю, что боитесь, Вильямс.
– Мистер Вильямс, – сказал я.
– И я знаю почему. Вы – трус. Вы перетрусили, когда я пришел. Я все о вас знаю, мистер Вильямс.
– Чушь, – ответил я. – До свидания, Эвелин. Мне очень жаль, что все так получилось. Позвоните мне, если вам что-нибудь понадобится.
Она тупо замигала, и я отошел от нее, потому что Томми мог обвинить меня в попытке изнасилования. Я медленно прошел через дом и вышел из парадной двери на улицу.
Чарли Антолини все еще лежал на своей ухоженной лужайке. Фло Антолини сидела рядом на корточках и что-то быстро говорила, хоть и всхлипывая при этом.
Я пересек улицу.
– Норм Хугхарт преставился на заднем дворе, – сказал я. – Вот ужас. Может, вам нужно помочь?
Я храбрился. Я хотел лечь и полежать, и немедленно.
– Он не хочет вставать, мистер Вильямс, – сказала Фло. – Я не могу заставить его вернуться в дом.
Я поглядел на Чарли.
– Как ты себя чувствуешь, Чарли?
– Отлично. – У него это прозвучало, как "аатлична!"
– Пора идти домой. Может, скоро пойдет дождь.
– Ну ладно, – сказал он и протянул нам обе руки, точно маленький мальчик. Я взялся за одну руку, Фло – за другую.
Он почти опрокинул нас, но Фло расставила ноги пошире и устояла.
– Боже, вот здорово! – сказал Чарли. – Раньше я так не делал!
Фло поблагодарила меня и потащила Чарли в дом. Он все время останавливался, чтобы повосхищаться травой и нарциссами, но в конце концов она все-таки затащила его внутрь. Жалюзи захлопнулись.
На своей патрульной машине умчался Томми. Медики как раз вытаскивали носилки из дома.
Я оглядел Маунт-авеню и представил себе толпу джаггеров и красномундирщиков, бегущих мне навстречу и размахивающих факелами и мушкетами. Я увидел бурю, вспышки молний в ночи. Горели большие здания. Остальное было определено. Среди немецких купцов и британских солдат был некто, тот, о ком упоминал Риверенд Эндрю Эллиот:
"…их вел один или два человека, рожденные в соседнем городе". Один человек. Я знал, что он родился и воспитывался в Гринбанке. Я почти видел его лицо. Он был здорово похож на меня. Где-то там был мертвый ребенок, настоящий ребенок, хотя тогда я этого не знал. "Скорая помощь" промчалась мимо и развеяла мои фантазии. Я повернулся и отправился домой.
