– Тайто, ну ты даешь! – Дружеский кулак Бристена переключился с Илдана на Тайвела.
– Везёт, ты так говорил, кажется. – Знакомая улыбочка скользнула по губам Тайвела, но глаза еще были чужими, отсутствующими, в них еще тлел холодный огонек.
– Беру назад, – покаянно мотнул головой Бристен. – Такого я еще не видел. Что ж ты раньше так не бил?
– Незачем было.
– Покажи меч, – потребовал Илдан. – Как только он выдержал?
– Работа Тингрема.
На притупленном лезвии турнирного меча оказалась вмятина там, куда пришелся удар. Тайвел провел по ней пальцами.
– Не беда, не боевой. Дома отдам выправить.
На поле вышла вторая пара – Дахат с Кеннетом. Тайвел сел на скамью, облокотился на колени и подпер подбородок руками, пристально наблюдая за боем. Ничего неожиданного не случилось – красивый показной бой двух мастеров, затем Кеннет довольно ловко, без нарочитости, поддался своему повелителю, позволив выбить у себя из руки меч. Остались двое претендентов на победу в жребии – Дахат и Тайвел.
Церемонимейстер объявил участников заключительной схватки жребия, а затем вызвал их на поле – и схватка началась. Массивный Дахат выглядел вдвое крупнее своего соперника. В кованых доспехах, в бронзовом, закрывающем пол-лица шлеме, из-под которого виднелись только мясистый нос и квадратная челюсть, с тяжелым, широким хар-наирским мечом, он подавлял силой и мощью, способными подвинуть в сторону любое мастерство. Первый же его удар мог бы развалить Тайвела надвое, если бы тот не успел уклониться – не спасли бы и легкие латы, которые тот надевал на турнир.
Илдан понял, что имел в виду Брис, говоря, что Дахат дерется на убой. Тот не пытался выбить меч или заставить противника потерять равновесие, как было принято на турнирах, а, словно в настоящей битве, наносил противнику удар за ударом, не заботясь о последствиях. Тайвел уворачивался, отступая по полю, Дахат продвигался за ним, стремясь единственным ударом закончить схватку. Над полем повисла могильная тишина – слишком было очевидно, каким способом хочет выиграть жребий правитель Хар-Наира. Очередной удар Дахата, целящий в шею, неминуемо снес бы Тайвелу голову, того спасла только непревзойденная быстрота, не раз выручавшая на турнире.
Публика запоздало ахнула от ужаса. Илдан похолодел, уже приготовившись увидеть катящуюся по полю голову друга. Было что-то противоестественно-жуткое в том, что жизнелюбивый, любвеобильный Тайто в долю мгновения может стать обезглавленным трупом. Видимо, так же подумал и сам Тайвел, потому что он отскочил назад и с презрительной усмешкой бросил меч на землю. Он не был, как Корэм, предан только мечу, он любил жизнь и намеревался еще долго любить и приумножать ее. Он считал, что даже самая выдающаяся победа на турнире не стоила жизни.
– Хватит! – Негромкий голос Тайвела ударом гонга разнесся в застывшей над полем тишине. – Зазорно сражаться с таким… – он швырнул в лицо Дахату слово, которым никогда не называют хороших воинов и приличных людей, подобрал меч и пошел прочь с поля.
Дахат свирепо глянул ему вслед. Казалось, он вот-вот сорвется с места и всадит меч в спину уходящему Тайвелу. На поле поспешно вышел церемонимейстер.
– Победителем жребия турнира Дня Звездочетов объявляется Дахат, сын Дакана, правитель Хар-Наира!
В этот вечер Касильда не вышла к ужину. Сославшись на нездоровье, она потребовала еду к себе в комнату. Дахат был мрачен и за столом не разговаривал с Тубалом, едва отвечая на вежливые попытки поддержать разговор. После ужина он закрылся в своих покоях с наложницей, одной из шести, привезенных из Хар-Наира.
Не один Дахат был вне себя от брошенного Тайвелом оскорбления. Шеба, словно ужаленная змеей волчица, металась по просторной, роскошной комнате, куда ее поселили из уважения к правителю Хар-Наира. Вцепившись в рукоять висящего на поясе кинжала, она ходила взад и вперед по мягкому ковру, не в силах заставить себя присесть на кресло или улечься на кровать. С каким наслаждением она выследила бы мерзавца, посмевшего прилюдно опозорить ее повелителя, и всадила бы в него кинжал, как не раз случалось по приказу Дахата, но в таких делах ей было запрещено своевольничать.
Вдруг раздался стук в дверь. Шеба открыла ее и увидела слугу из свиты Дахата Поеживаясь под гневным взглядом воительницы, он сообщил, что правитель требует ее к себе. Шеба поспешила к Дахату, надеясь на желанный приказ. Она была безоговорочно, безгранично предана своему повелителю. На ходу она сдерживала себя, чтобы появиться перед ним хладнокровной и собранной, ее правильное лицо успокаивалось, затуманенные гневом глаза приобретали привычную презрительную зоркость. Впрочем, Шеба была красивой и в гневе – сколько она помнила себя, она всегда была красивой.
Она никогда не стремилась быть красивой и не заботилась о своей красоте, но та всегда была ее несчастьем. Еще девочкой Шеба постоянно чувствовала на себе взгляды мужчин, жадные, бесстыдные, откровенные, после которых, казалось, невозможно было отмыться. В четырнадцать лет она убежала из своей деревни после того, как покалечила сына местного богача, поймавшего ее у речки, и ей стало опасно оставаться дома. Шеба была рослой и сильной девушкой, она всегда любила оружие и сражалась на палках с соседскими мальчишками, поэтому она срезала волосы, переоделась юношей и поступила в войска к Дахату, который постоянно набирал молодежь для обучения.
Разоблачили ее не сразу – она выучилась владеть оружием и делала успехи. Но с возрастом ее сложение из подросткового превратилось в девичье, и чей-то глаз углядел наконец правду. Шеба не успела даже удивиться, как быстро она превратилась из своего парня в военную добычу, как быстро вчерашние приятели накинулись на нее, чтобы завалить и поживиться редким в армии удовольствием. Но выхватить меч она успела.
Парни, разъярившись, тоже схватились за мечи. Отскочив в угол, чтобы не напали сзади, Шеба вступила в бой за себя, не сомневаясь, что он окажется последним. До сих пор она помнила то яростное упоение, тот смертельный восторг, вскипевший в ней при мысли, что она погибнет в бою. Но когда трое из нападающих упали, а еще несколько отбежали прочь, зажимая раны, кто-то догадался позвать в казарму начальника отряда.
Вместе с начальником на скандал пришел и Дахат, ежедневно заходивший в войска для проверки. Увидев забившуюся в угол Шебу и выяснив, в чем дело, он оставил ее в войсках и сказал, что лично убьет каждого, кто прикоснется к ней. На безопасность Шебы не меньше повлияло и то, что один из упавших от ее меча был убит на месте, а второй умер к вечеру. Она радовалась разрешению, потому что больше не нужно было стричь волосы и затягивать грудь. Меч всегда оставался при ней – залог ее силы, безопасности и независимости. Шеба стала упражняться с удвоенным рвением и вскоре оказалась в числе лучших воинов. Дахат, проявлявший некоторое любопытство к девушке-воину, взял ее в личную охрану.
