Вместе с начальником на скандал пришел и Дахат, ежедневно заходивший в войска для проверки. Увидев забившуюся в угол Шебу и выяснив, в чем дело, он оставил ее в войсках и сказал, что лично убьет каждого, кто прикоснется к ней. На безопасность Шебы не меньше повлияло и то, что один из упавших от ее меча был убит на месте, а второй умер к вечеру. Она радовалась разрешению, потому что больше не нужно было стричь волосы и затягивать грудь. Меч всегда оставался при ней – залог ее силы, безопасности и независимости. Шеба стала упражняться с удвоенным рвением и вскоре оказалась в числе лучших воинов. Дахат, проявлявший некоторое любопытство к девушке-воину, взял ее в личную охрану.
Шеба знать не хотела никаких богов, кроме Аргиона. Изо дня в день, каждое свободное мгновение она повторяла упражнения с оружием, называемые молитвами Аргиону, и сердце ее пело от любви и благодарности грозному богу. Арнора, Неотвратимая, была для нее всего лишь матерью Аргиона, Гангар – младшим братом, хотя впоследствии ей случалось выполнять дела, проходящие и по его ведению. Дахат – мощный, воинственный, беспощадный – был для нее Совершенным Воином, олицетворением Аргиона. Шеба презирала чувство, называемое другими людьми любовью, чувство, к которому ее незрелому телу успели внушить омерзение до того, как оно стало телом женщины, но, преклоняясь перед Совершенным Воином, рядом с которым и за которого она радостно отдала бы жизнь, она точно знала, что это восторженное поклонение было любовью.
Дахат оценил преданность Шебы и постепенно приблизил ее к себе, давая сначала мелкие, а потом и важные поручения. Не раз ей с небольшим отрядом отборных воинов случалось усмирять строптивых подданных, недовольных военным налогом, а порой и в одиночку, с кинжалом в руке подстерегать неугодных повелителю. Ее стали бояться, даже прозвали «Местью Дахата», и она гордилась этим прозвищем.
«Месть Дахата» постучалась в его покои и, услышав приглашение, вошла. Тот, раскинувшись, лежал в постели, рядом одевалась наложница. Шеба и бровью не повела – она давно привыкла не обращать внимание на подобные картины. Увидев воительницу, Дахат приподнял волосатый торс и уселся на постели, прикрывшись до пояса простыней. В его глазах зажегся одобрительный огонек – для Шебы он был равносилен широчайшей из улыбок.
Правитель Хар-Наира, как всегда, невольно залюбовался Шебой. Он относился ко всем женщинам одинаково, презирая этих корыстных, мелочных, суетных человеческих самок, но тем не менее требовал их и использовал, никогда не щадил – их и так было слишком много вокруг. Однако, Шеба была исключением – она была воином, в этом она была равной ему, а значит, неприкосновенной. Он даже в мыслях никогда не делал Шебу игрушкой своих мужских прихотей, считая ее слишком ценной для того, на что годится любая женщина.
– Пришла? Хорошо, – кивнул он ей. – А ты – вон отсюда, быстро! – рявкнул он на наложницу. Та схватила остатки своей одежды и полураздетой выскочила в коридор.
Дахат указал Шебе на кресло:
– Садись и слушай – есть дело.
Сидеть в присутствии правителя было большой привилегией, но Шеба давно пользовалась ею. Между ними издавна установилась некоторая непринужденность, вызванная доверительным характером поручаемых воительнице дел.
– Вы хотите, чтобы я убрала этого лимерийца? – Шеба в нетерпении нарушила этикет, заговорив с правителем. – Его непросто разыскать ночью, но я постараюсь, повелитель.
– Нет, обойдемся – пока, – охладил ее рвение Дахат. – Я не хочу ненужных разговоров до конца турнира. Оставим его на потом, когда я женюсь на этой саристанской гадюке.
– Он уедет в Лимерию, повелитель.
– Значит, я разделаюсь с ним вместе с Лимерией. Пока это – неприятная, но мелочь. Есть дело поважнее.
– Я слушаю, повелитель.
– Для моих планов важно, чтобы я победил на турнире Дня Звездочетов.
– Вы победите, повелитель.
– Корэм – мощный противник. Мне хотелось бы иметь некоторое… хм, ручательство своей победы. Вот что мне пришло в голову, Шеба – люди уже видели, что у Корэма никудышный оружейник.
– Даже вам, повелитель, будет трудно нанести такой удар, какой нанес этот лимериец. Это прием для легкого меча, да и Корэм теперь наверняка не попадется в ловушку.
– Именно. Нужно, чтобы его меч сломался от обычного удара.
– Но это должен быть очень некрепкий меч. Таких не делают даже самые плохие оружейники.
– Можно и крепкий меч сделать некрепким. – Дахат помедлил, дожидаясь, пока воительница вникнет в его намек. – Открой.
Он кивком указал на верхний ящик прикроватного шкафчика. Шеба открыла ящик и увидела, что там нет ничего, кроме крохотного стеклянного пузырька с притертой пробкой. Не притрагиваясь к пузырьку, она вопросительно взглянула на повелителя.
– Возьми его, только осторожнее, – предупредил ее Дахат. – Ты догадываешься, что там?
– Да. Слезы винны.
Винной называли улитку, живущую на скалах, богатых железной рудой. Едкая жидкость, добываемая из винны, не действовала на стекло, но быстро и незаметно разъедала любое железо.
– Этой ночью ты должна пробраться к Корэму, разыскать его новый турнирный меч и помазать слезами винны. Проведи узкую полоску там, где лезвие сочленяется с рукоятью.
– А если мечей будет несколько?
– Помажь все.
Шебе не понравилось поручение. Оно не относилось ни к ведению Аргиона, ни Гангара, а скорее подошло бы Ликене, которой днем молились купцы, а ночью – воры. Однако, воительница беспрекословно подчинилась Дахату.
– Я это сделаю, повелитель.
Последний день турнира был днем поединков соискателей. В этот же день победитель среди соискателей и победитель жребия должны были встретиться в схватке, решавшей судьбу приза, поэтому Священный Меч Арноры был принесен из храма на турнир. Он лежал на парчовой подушке, положенной на невысокую подставку перед Тубалом, и сверкал драгоценной отделкой под лучами знойного саристанского солнца.
Тайвел пришел на поле без доспехов, пояснив друзьям, что впредь не намерен участвовать в турнирах, где будет биться Дахат. И Илдан, и Бристен были в полном турнирном облачении – Бристен жаждал проучить обидчика, Илдан не страдал такой самоуверенностью, но сожалел о случайности, которая раньше времени вывела его из соперничества. Кроме того, он помнил, что дочка Тубала считает его воином, способным выиграть турнир.
Придя на поле, Илдан подивился, как мало воинов было в доспехах. Тайвел, напротив, сказал, что ожидал этого, потому что никто из уважающих себя воинов не станет состязаться с такими мясниками, как Дахат. Бристен решил было обидеться на Тайто, но передумал, заявив, что у него особая причина. Об особой причине Илдана вслух не было упомянуто, хотя Тайвел, ни к кому конкретно не обращаясь, проронил вслух, что чувства – чувствами, а жизнь – одна.
