Глава 5
Виру показалось, что мир пошел кругом вокруг него, и он осел на землю, глядя вверх, не в силах поверить в увиденное.
Он находился возле дворца. Солнце стояло низко над горизонтом, его лучи просачивались сквозь дымку. Приближались сумерки. И потому голова, насаженная на пику в садике у дворца, освещалась не настолько хорошо, чтобы Вир смог сразу разобрать, кому она принадлежала когда-то. Но черты лица казненного оказались настолько хорошо знакомы ему, что даже этого скудного освещения оказалось достаточно, чтобы Вир узнал их.
С высоты на него безжизненно взирал Рем Ланас. И даже теперь, лишившись жизни, он бросал в лицо Виру обвинения.
— Почему ты не пришел спасти меня, — казалось, говорил ему Ланас. — Почему ты не помог мне? Почему ты не спас меня? Я доверился тебе, стал участником твоего дела… И вот что стало со мной… Из-за тебя… Все из-за тебя…
Вир не ожидал увидеть здесь такое зрелище. Ему просто велели подождать в садике, пока за ним не придут, чтобы проводить на встречу с императором. И зрелище застигло его врасплох.
Вир не знал, сколько времени уже провела здесь голова Ланаса. Погода была более милосердна к ней, чем люди.
На голову казненного села какая-то птица. К ужасу Вира, она клюнула щеку Ланаса, пытаясь выяснить, насколько вкусной окажется эта находка, которую она, очевидно, считала всего лишь аппетитным куском мяса.
— Пошла вон! — завопил Вир, и вскарабкался на стоявшую рядом каменную скамью. — Пошла вон! Пошла вон!
Птица не обращала на него внимания, а Вир, отчаянно жестикулируя, внезапно потерял равновесие. Он опрокинулся назад себя, жестоко ударился головой, и остался недвижно лежать на траве.
Он не знал, сколько времени пролежал в обмороке, но когда открыл глаза, солнце уже село за горизонт. Вира несколько смутило, что за все это время никто так и не заметил, что возле самого дворца некто валяется без чувств.
Поднявшись, Вир почувствовал некоторую тяжесть в груди, и неопределенное чувство тревоги, стучавшее в затылок. Внезапно ему показалось, что это не сам он упал, что кто-то подкрался со спины и ударил его по затылку, скорее всего, дубинкой. И теперь он просто чувствует остаточную боль и от падения, и от этого удара по голове.
С усилием, он заставил себя еще раз поднять взгляд на голову Рема Ланаса, насаженную на пику.
Ее там не было.
Вместо нее на пику была насажена его собственная голова.
Это выглядело довольно комично, и Вир, наверно, рассмеялся бы, если бы был в состоянии издать хоть какой-нибудь звук. И в то же время он испытывал сильнейшее желание закричать от столь ужасного зрелища. Но ни закричать, ни рассмеяться не получилось. Его охватил приступ удушливого кашля.
Придя в себя, Вир повернулся, решив, что пора уходить…
…и увидел кого-то в сгущавшемся сумраке.
Будто ожила сама тьма вокруг него, и он, вытаращив глаза и остолбенев, уставился, как существо — нет, чудовище — медленно надвигалось на него из сумрака. Чудовище парализовало его своим злобным взглядом, словно Вир и в самом деле уже потерял жизнь, просто еще не осознал этого до конца. Вир мгновенно понял, что перед ним Дракх, слуга Теней. И сразу напомнил себе, что обычный центаврианин никогда не видел Дракхов, и потому ему ни в коем случае нельзя проговориться, что он уже успел узнать про них.
— Шив’кала, — сказал Дракх.
В тот же миг на Вира нахлынули ужасные воспоминания. Несколько лет назад погибший впоследствии техномаг, Кейн, велел Виру произнести это слово в присутствии Лондо. И одно только упоминание о Шив’кале привело к тому, что Вир оказался брошен в темницу. Позднее, работая в кооперации с другим техномагом, Галеном, Вир выяснил, что Шив’кала — это имя одного из Дракхов. И потому теперь он сразу понял.
— Вы… Шив’кала, — сказал он.
Шив’кала слегка склонил голову, что можно было понять как подтверждение слов Вира.
— Имена, — сказал он. — У них есть власть. И эта власть отрезает все пути к отступлению. — Когда Шив’кала говорил, голос его походил на замогильный шепот. — Ты произнес однажды мое имя. Помнишь об этом?
Вир сумел кивнуть в ответ.
— Ты сделал это, и привлек к себе мое внимание. Зачем?
— З-з-зачем я… что?
— Зачем. Ты. Произнес. Мое имя.
В прежние времена Вир был бы уже вне себя от паники. Стоя лицом к лицу с ужасным, злобным созданием тьмы, он превратился бы просто в дрожащее месиво разрывающихся нервов.
Но тот, прежний Вир давно исчез.
Исчез, хотя и не был забыт.
Внешне Вир и сейчас казался существом с широко раскрытыми испуганными глазами, трясущимися от ужаса руками, подгибающимися коленями, так что он, не в силах и дальше держаться на ногах, оседал на землю в нескрываемом ужасе.
Внутри него мозг продолжал работать на бешеных оборотах. Потому что тот, кого он видел перед собой, вовсе не был неким ужасающим всемогущим монстром, но просто одним из представителей одной из инопланетных рас. Несомненно, Дракхи — невероятно грозная раса. Но ведь Виру уже довелось участвовать в уничтожении ни больше, ни меньше чем Базы Теней, которой Дракхи отчаянно жаждали завладеть. Он собственными глазами видел, как гибли серокожие воины. Он убедился, что они вовсе не являются неуязвимыми.
Их могущество имело пределы.
И вопрос, адресованный ему Шив’калой, лишь указывал, где лежит один из этих пределов.
В некотором смысле это было просто замечательно. Ведь еще каких-то полдюжины лет назад Вир холодел при одном только звуке имени Шив’калы. А теперь он стоял лицом к лицу с тем, кто носил это имя, и с методичной последовательностью анализировал происходящее.
Появление его собственной отрубленной головы на острие пики, конечно, произвело на Вира определенный театральный эффект, но одновременно подсказало ему, что он уже не в реальном мире. Его погрузили в нечто вроде сна наяву, и в этот сон наяву Дракх встроил и себя самого.
Но этот эфемерный Дракх задавал ему вполне реальные вопросы.
Это означало, что ответов Дракх не знает. В конце концов, если бы он знал ответы, разве стал бы столько мучиться, чтобы задать вопросы? Разве стал бы пытаться заморочить Вира с помощью столь изощренных психических фокусов? Какой в этом мог бы быть смысл?
Так что, с одной стороны, Дракхи явно обладали весьма мощными ментальными способностями, но с другой стороны, эти их способности отнюдь не были безграничными. Они явно могли посылать видения в чужой сон, равно как и воспринимать ответные «передачи». Но вряд ли имели возможность напрямую читать чужой разум. Или, по крайней мере, читать такой разум, который сам не содействовал им в этом.
