— Столько здесь никогда не жило. Хранителей всегда было немного, и все они погибли.
— До единого?
— Да. Этот зал был усеян телами. И витал густой запах благовоний, просто с ног валил. Бронзовые курильницы еще дымились, когда мы вошли. Может быть, именно в ту ночь у хранителей было какое-то сборище, обряд…
— Ага, Предсказание хором декламировали… — пробурчал Марк, осматривая зал. — Под дым сандала и иланг-иланга. Значит, все были здесь?
Глава зубров кивнул.
— С перегрызенными шеями. Половина обратилась в оленей, половина осталась людьми, — но живым не ушёл ни один.
— Тык-с, а в чём хранился Артефакт? Сундук, комната, гроб хрустальный?
— Он хранился во дворце. А где именно — знали олени.
— Узнаю фирменный звеРровский стиль, — покивал головой Марк. — Когда вы их нашли?
— Утром. Кто-то из звеРриков прибежал в Зубровый Замок и рассказал о резне. И город сошёл с ума.
Марк прошёлся по залу. Никаких следов, способных раскрыть похищение Артефакта, не нашёл. То ли бессонная ночь сказалась, то ли общая усталость, но на душе сделалось удивительно тоскливо и гадко. Надоело всё — и зубры, и полуразрушенный дворец, в подземельях которого сейчас затаились юркие бестии, убивающие по ночам.
День клонился к закату, скоро ЗверРа должна была оскалиться во всю пасть.
Глава зубров ходил по залу и объяснял, как лежал тот или иной хранитель, в каком облике. Марк кивал головой, машинально запоминая детали, но побороть накатившее равнодушие не мог.
И как только главный зубр рассказал всё, что знал, Марк быстро свернул осмотр дворца, сообщив, что на сегодня Полярной Звезде достаточно.
Зубры и Марк вместе добрались до города и там расстались.
С прежней помпой зубры направились домой, отнесясь с почтительным уважением к нежеланию Последней Надежды продолжать изучение Оленьего Двора. Они явно подумали, что в голове Марка созрел какой-то хитроумный план, который он начнёт воплощать, избавившись от свидетелей.
Ночь первая
Зубры ушли. А Марк побрёл восвояси, прочь, сам не зная куда.
Ни к звеРрям, ни к звеРриками идти не хотелось. На поясе покачивался увесистый мешочек с местной валютой, отчаянно тянуло упиться и забыться под столом в какой-нибудь забегаловке, желательно самой грязной и омерзительной. И не проснуться, пусть разбираются сами, без него.
Ему плевать, что волки гордые, а лисы — хитрые. Зубры тоже гордые, а олени всех презирали. А звеРрики вяжут. Потому что практичные. Кусочки мозаики не складывались, рассыпались в труху.
Кроссовки топтали брусчатку местных мостовых, а забегаловки, как на грех не попадалось. Марк смотрел под ноги, словно потерял что-то важное на улицах ЗвеРры. На самом деле ему просто не хотелось поднимать голову и видеть, как наливается темнотой небо, на котором вскоре загорится звериный глаз луны.
Мягкая лапка осторожно потрогала его за плечо.
— Марк, ты чего?
Встревоженная Илса, лукавая полярная лисичка, тормошила Марка.
— Тебе плохо, да?
— Достало всё, — честно признался Марк, с усилием поднимая на неё глаза. — Я ночь не спал и день не ел.
— Уф, а напуга-а-а-ал… — к Илсе вернулось её обычное смешливое настроение. — Давай я тебя накормлю?
— Давай… — безразлично согласился Марк. — Накорми. Если звеРрюг не боишься. Ночь скоро.
Илса только прыснула в ответ, словно Марк на удивление удачно сострил. Подхватила его под локоть и решительно повела в ближайшую арку-подворотню. Там обнаружилась скрипучая дверь, а за дверью — ступеньки крутой лестницы.
Марку показалось, что они поднимались целую вечность, ступеньки коварно исчезали из-под ног, заставляя спотыкаться чуть ли не на каждом шагу.
— Я думал, лисы в норах живут, — бурчал он сварливо.
— Ты ошибался: в гнёздышках, — мурлыкала полярная лиса. — Ещё тридцать одна ступенька — и мы дома.
— Полный песец! — согласился Марк. — Не дойду.
— Жить захочешь — дойдёшь, — пообещала лисичка.
— Не хочу, — решительно отказался хотеть жить Марк. — Ну его нафиг. Пять человек до меня ничего не смогли, — а я что, рыжий вам, что ли?
— Ты смешной, — утешила его Илса. — Я печать Дисы на твоём лице вижу. Опять поцапались?
— Стерва озабоченная, твоя Диса, — объяснил Марк, вяло проводя рукой по щеке. — И ногти не стрижёт. А ещё в телохранители лезет. К Полярной Звезде, не абы к кому.
— Она привыкла быть самой-самой. Вот и обижается. Мы пришли, а ты говорил, не дойдёшь. Сейчас, ключ только найду.
Марк и сам не понял, как оказался в большом кресле. В комнате с высокими потолками. Кресло стояло у камина, в котором Илса разводила огонь.
"Потому что очаг и огонь в очаге, сеньор Карабас, были нарисованы на куске старого холста…" — ни с того, ни с сего подумал Марк и провалился в забытье.
Это была какая-то странная разновидность сна, — Марк ощущал запах дыма, слышал гудение огня и возню Илсы, вешающей на каминный крюк чайник. Марк мог поклясться, что этот чайник чёрен от копоти, а носик у него прихотливо изогнут, — но откуда он это знал, было непонятно, потому что веки не поднимались, и открыть глаза было равносильно подвигу, сил на который нет и не будет. И ещё он знал, что глупо называть чайник чайником в месте, где пьют что угодно, только не чай, но придумать новое название ни сил, ни желания не было. Марк чувствовал, как его накрыли пушистым пледом, он надеялся, что плед непременно клетчатый, в красных тонах.
Он слышал сквозь сон, как Илса сказала:
— Ну вот, вода скоро закипит. Уже почти стемнело, пойду, наши следы замету, чтоб ты не волновался.
— Чем? — еле разлепил губы Марк, продолжая спать.
— Хвостом, чем же ещё… — хихикнула полярная лисичка. — Метла здесь не поможет.
— Хвостик не попачкай, — сурово велел спящий Марк. — Песец должен быть полным. То есть я хотел сказать белым… Ну, в общем, чистым…
— Ладно, — бодро донеслось с лестничной площадки, дверь закрылась и скрежетнул в скважине ключ. — Отдыхай.
"Я в самолёте, я лечу над океаном", — убедил сам себя Марк и заснул окончательно.
* * *
Пробудил его дразнящий запах еды.
В камине на вертеле пёкся цыплёнок.
Марк разлепил глаза. Они подтвердили, что в камине на вертеле пёкся цыплёнок. Жирный. И даже уже подрумянился.
Илса резала большое яблоко на тонкие, полупрозрачные ломтики.
— Ты и курятник успела по пути очистить?
— Ты меня с кем-то путаешь. Вообще-то я купила его в мясной лавке. А то умирающая от голода Последняя Надежда ЗвеРры — грустное зрелище.
