Именно поэтому сегодня, после очередной репетиции "Ревизора", он спрятался в укромном уголке за сценой, и теперь, вооружившись инструментами отнюдь не из джентельменского набора, штурмовал дверь историко-ролевого клуба.
После нескольких неудачных попыток замок поддался, и Щепочкин оказался в небольшой комнате, заваленной всяким хламом: картонными мечами, кольчугами из канцелярских скрепок, знаменами, на которых был изображен усатый человек, а также кубками, подсвечниками и чем-то еще, чего в полумраке Василий разглядеть не мог.
Щепочкин прикрыл дверь и стал изучать содержание комнаты, хотя делать это было нелегко: даже ступать следовало очень осторожно, чтобы ненароком что-нибудь не опрокинуть. Разумеется, его интересовали не мечи и не кольчуги, а более серьезные предметы, которые могли бы послужить уликами, а еще лучше – любого рода документальные свидетельства. Хотя, конечно, сыщик-любитель не надеялся обнаружить, например, ломик со следами крови Миши Сидорова, или чек об авансовой уплате Анне Сергеевне Глухаревой за убийство Василия Дубова. Но в том, что какие-то зацепки найдутся именно здесь, Василий Юрьевич был свято убежден. Иначе не пошел бы на это предприятие, не только рискованное, но и сомнительное с точки зрения законности.
Больше всего детектива привлекал сейф, занимавший добрую четверть помещения, но Щепочкин понимал, что "взять" его не удастся: для этого нужны были совсем другие отмычки и, главное, более высокая квалификация взломщика. Оставалось лишь ходить вокруг сейфа да облизываться.
И тут Щепочкину показалось, что еще кто-то пытается открыть дверь. Он уже хотел было крикнуть: "Входите, не заперто!", но вместо этого выключил фонарик и затаился за сейфом.
Дверь открылась, и тьму прорезал луч фонарика. Пошарив по комнате, он в конце концов остановился на Щепочкине.
Поняв, что далее скрываться бесполезно, Вася включил свой фонарик. Два луча встретились, и Щепочкин увидал молодую женщину, которую лицезрел каких-то пару часов назад – перед репетицией она оживленно беседовала со Святославом Иванычем, а потом сидела в зале и что-то записывала в блокнот. Когда Щепочкин спросил у всезнающего судьи Аммоса Федоровича Ляпкина-Тяпкина, в свободное от репетиций время служащего дворником в горсуде, что это за милая барышня, тот ответил, что вообще-то он не совсем в курсе, но, может быть, она – из областного Управления по делам культуры и инспектирует работу драмкружка.
И вот теперь барышня стояла в дверях историко-ролевого клуба и взирала на Щепочкина с не меньшим изумлением, чем Щепочкин – на нее.
Молчать в обществе дамы Василий не считал приличным, а о чем говорить, он не знал. Поэтому сазал первое, что пришло в голову:
– Гражданочка, кто вы и что здесь делаете?
– А вы? – пролепетала гражданочка.
– Я первый спросил.
– Журналистка, – нехотя выдавила из себя девушка. – Из Москвы. Собираю информацию.
– И как вас прикажете величать?
– Надежда. Можно просто Надя.
– Чаликова? – вырвалось у Василия.
Надежда с легким испугом поглядела на Щепочкина – он понял, что фамилия абариново-кожуховской героини ей хорошо известна.
– Нет-нет, Заметельская, – поспешно ответила журналистка. – А теперь, может быть, вы тоже назовете себя?
– Детектив-любитель, – приосанился Щепочкин, насколько это было возможно в его положении между сейфом и подвесной полкой, уставленной бутылями с какой-то темно-красной жидкостью, не то вином, не то кровью. – Василий. Можно просто Вася.
– Дубов?! – невольно вырвалось у Надежды.
– Щепочкин. – Василий, или просто Вася чуть вскинул голову и задел-таки полку. Одна из бутылей, стоявшая на самом краю, свалилась на пол и разбилась. Комнату заполнил приятный, чуть дурманящий запах.
– Киндзмараули? – неуверенно предположил Василий.
– Скорее, Каберне, – определила Надежда. Правда, в тонких винах она смыслила не больше, чем Щепочкин. То есть как бы и совсем ничего.
Видимо, винные испарения подействовали и на журналистку – сделав неверный шаг, она в полутьме наткнулась на стол и смахнула огромный фарфоровый кубок с портретом того же человека, что и на лопате, которой благословлял Гробослав идущих на битву княжеских дружинников.
– Ай, как нехорошо, – огорчилась Надя. – Что ж теперь делать?
– Теперь уже ничего не поделаешь, – раздумчиво проговорил Вася. – Как я понимаю, Наденька, вас привел сюда чисто журналистский интерес, не так ли?
– Пожалуй, что так, – уклончиво подтвердила Надя.
– Лично меня сюда привел свой интерес – сыщицкий. И раз уж так случилось, что мы здесь оказались одновременно и так насвинячили, пардон, наследили, то нам с вами уже ничего другого не останется, как действовать заодно. Вы не против?
– Что поделаешь, Вася, – как бы нехотя вздохнула Надежда. – От судьбы не уйдешь…
И невольные сообщники протянули друг другу руки, опрокинув при этом на столе вымпел, повторяющий в миниатюре стяг князя Григория: всадник на белом коне с притороченной к седлу волчьей головой.
– Да уж, Васенька, теперь нам скрыть свой визит никак не удастся, – заметила Надежда, оглядев произведенные ими беспорядки. – Поэтому вношу предложение: собрать как можно больше информации и уходить, а там будь, что будет.
– А что нам еще остается? – согласился Василий. – Хотя, похоже, главная информация – там, – он показал на заветный сейф, – а нам туда не добраться…
Надя сочувственно покивала, хотя она, в отличие от своего нового знакомца, явилась сюда во всеоружии, и даже с ключом от сейфа. (Как она его заполучила – это оставалось профессиональной тайной). Но открывать сейф в присутствии человека, которого видела впервые в жизни, если не считать репетиции "Ревизора", Надя все же не решалась.
Тем временем Василий собрал с пола остатки кубка, расколовшегося на три-четыре части, и в неверном свете двух фонариков разглядывал портрет князя Григория:
– Кого-то он мне очень напоминает. И видел вроде совсем недавно…
– Кто, князь Григорий? – переспросила Надя, которая в это время обследовала другой угол комнаты – правда, без особого успеха.
– Из последних записей в дневнике Миши Сидорова следовало, что он почти узнал, кто такой князь Григорий на самом деле, – задумчиво продолжал Щепочкин.
– Миша Сидоров – это тот мальчик, которого…
– Да-да, тот самый. И если они так поступили с ребенком, то сами понимаете, Надя, что ждет нас с вами. Если они, конечно, узнают, кто именно побывал в ихнем логове.
– Что же делать? – забеспокоилась Надежда.
– Ну, меня-то они и без того приговорили к высшей мере, – беспечно махнул рукой Вася, опрокинув старинную масляную лампу. – А вот вам, Наденька, надо бы сварганить какое-нибудь алиби. Хоть самое завалященькое.
