По такому случаю Ольга Ивановна устроила у себя в особняке небольшую корпоративную вечеринку – задавать настоящие приемы было бы не совсем удобно после недавней подозрительной смерти отца и столь же подозрительного исчезновения матери.
Званы были только ближайшие друзья и самые верные сотрудники банка. Получила приглашение и Надежда Заметельская, но она с благодарностью отказалась, так как именно в этот вечер собиралась присутствовать на репетиции самодеятельного театра и интервьюировать его руководителя Святослава Иваныча. Впрочем, это больше выглядело отговоркой, так как Герхард Бернгардович Мюллер, занятый в "Ревизоре" в роли доктора Гибнера, после репетиции на вечеринку успел, хотя и не к самому началу.
Когда Герхард Бернгардович явился, ему тут же, по старинному русскому обычаю, налили штрафную чарочку. Потом еще одну – чтобы не хромал. Затем третью, потому что Бог Троицу любит. Потом четвертую, ибо даже лошадь на трех ногах не ходит. Словом, через каких-то пол часа господин Мюллер "созрел" для разговора с господином Семеновым, на который никак не мог решиться в официальной обстановке банка.
– Но не о делах, любезнейший Герхард Бернгардович, – весело предостерег его Григорий Алексеевич. – А если о личном, то завсегда пожалуйста.
– О лишном, только о лишном, – говорил Герхард Бернгардович, отводя управляющего в сторонку, к резному мраморному столику.
– Ну, что на душе, дорогой Герхард Бернгардович? – поинтересовался Григорий Алексеевич. – Подозреваю, влюбились-таки в какую-нибудь нашу дивчину и меня в свахи зовете? Говорил же я – мы вас женим, непременно женим!
– О найн, Григори Алексеевитш, дело есть совсем другое, – досадливо поморщился Мюллер. – Я отшень хорошо понимать чувство юмор и высоко оцениль ваш гроссе сатирически писатель Гоголь, но у все есть свой дер лимит!
– Простите, о чем вы? – встряхнул кудрями Семенов, словно бы пытаясь освободиться от легкого шампанского куража.
Герхард Бернгардович открыл дипломат, с которым никогда не расставался, и выложил на стол несколько конвертов:
– Снова какой-то дер шутник делает мне провокацион на едолюдство.
Григорий Алексеевич извлек из первого попавшегося конверта послание и с чувством зачитал:
– "Дорогой Герхард Бернгардович! Всякий раз, когда я встречаю Вас, в моей душе поднимаются чувства, которые я не в состоянии унять, хотя и понимаю всю их порочность и несбыточность. Я представляю, как вы отрезаете у меня грудь и, подогрев в электропечке, съедаете…" Так-так-так, далее следуют разные анатомически-гастрономические подробности, – усмехнулся Григорий Алкесеевич, пробежав письмо. – Ага, "…простите мне мою откровенность и примите уверения в высоком уважении, ваша Н.З."
– Ну и што вы, Григори Алексеитш, мошете на это сказать? – спросил Мюллер, искоса глядя на Семенова.
– М-да, если это шутка, то не очень удачная, – согласился Григорий Алексеевич, стараясь не обидеть собеседника недостаточной серьезностью, с которой он воспринял эти письма. – Как я понял, послания пришли по внутрибанковской почте, значит, писал кто-то из своих. Н.З., Н.З… Ольга Ивановна, – возвысил он голос, – как бы вы расшифровали сокращение "Н.З."?
– Неприкосновенный запас, – откликнулась хозяйка, которая в это время в другом конце гостиной занимала гостей, не без гордости показывая им висящее на стене полотно художника Валентина Серова "Девушка с ананасами", которое Иван Владимирович, по его словам, приобрел за штуку баксов у самого Серова.
– Нет-нет, это может быть некая особа, скорее всего женского рода, вхожая в наш банк.
– Что-то я таких не припомню, – чуть подумав, ответила Ольга. – Хотя погодите, вот вам Н.З. – Надежда Заметельская. Ну, московская журналистка, которая…
Григорий Алексеевич громогласно хлопнул себя по лбу:
– Ну конечно, Надежда Заметельская, как я забыл! Ведь сам же выписывал ей пропуск внутрь банка.
– А-а, дас ист та самая фройляйн, который везде ходить и всех спросить? – припомнил Герхард Бернгардович. – Их бин видеть она севодня на репетицион, хотель позфать идти вместе к Олга Ивановна, но она куда-то исчезайть.
– Скажите, Герхард Бернгардович, в ее поведении не было ничего такого, ну, странного, необычного? – пытливо спросил Григорий Алексеевич.
– О, найн, я ничего такое не был замечать, – твердо ответил господин Мюллер. – Мне кажется, это не есть она. То есть, не она хочет, чтобы я ее есть.
– Ну, в таком случае возможны два объяснения, – сказал Григорий Алексеевич. – Либо Надежда умеет скрывать свои противоестественные стремления и дает волю чувствам только в эпистолярном жанре, либо она и впрямь не при чем, а просто это чья-то глупая шутка. В таком случае я проведу служебное расследование, и виновный будет строго наказан. Вплоть до увольнения с работы.
– Нет-нет, Григори Алексеевитч, никто не надо увольнять, – поспешно возразил Герхард Бернгардович. – Лутше будет, если я буду возвратиться на майн фатерлянд.
– И не мечтайте, мы вас никуда не отпустим, – бурно возмутился Григорий Алексеевич. – У меня на вас особые виды… То есть, я хотел сказать, что очень дорожу вами, как ценным специалистом! И Ольга Ивановна тоже.
– Данке шон, либер Григори Алексеевич, – растроганно молвил Герхард Бернгардович и даже слегка прослезился от избытка то ли чувств, то ли выпитого.
Когда гости расходились, благодаря хозяйку за прекрасный вечер, Ольга Ивановна незаметно шепнула новоназначенному упавляющему:
– Григорий Алексеич, а вас я попрошу задержаться.
Так как, простившись с гостями, госпожа Шушакова пригласила Григория Алексеевича в рабочий кабинет покойного Ивана Владимировича, то Семенов решил, что она желает поговорить с ним о делах.
– Ольга Ивановна, вы просили меня разработать концепцию дальнейшего развития нашего банка, – прокашлявшись, не без важности начал Григорий Алексеевич. – Вообще-то я скорее практик, чем разработчик концепций, но кое-какие теоретические наработки готов вам представить. Мне кажется, что до сих пор наш банк работал как некая "вещь в себе", словно он находится где-то на необитаемом острове, а не в городе, не в средоточии социального общества.
"Эк меня занесло", – с удивлением подумал Семенов, но продолжал:
– Такое могут себе позволить банки в спесивых столицах, но нам ни в коем случае не следует забывать, что "Шушекс" – неотъемлемая составная часть нашего города, нашей области, нашей страны. Даже при том, что он не государственный, а частный. Я считаю, что мы должны идти к людям, объяснять им, что наша главная цель – их благо; нужно предлагать услуги, доступные и выгодные не только денежным мешкам, но и простым клиентам; необходимо наладить оплату коммунальных услуг через наши филиалы, хоть это и принесет дополнительные хлопоты и заморочки. И тогда люди станут доверять нам, а не всяким демагогам наподобие ди-джея Гроба. Кстати, о филиалах. В районе Водокачки до сих пор нет нашего отделения, а в здании бывшего заводоуправления освобождаются подходящие помещения…
