Златов смотрел в костер, вновь начавший гаснуть. Всеобщее меланхолическое настроение передалось и ему. Подвыпившие голоса, преимущественно женские, которые теперь затянули что-то жалостливое про несчастную любовь, мелькающие перед глазами искры и страдальческое выражение лица Владлена раздражали его все сильнее. "И зачем я согласился сюда ехать, я же здесь чужой, до меня никому нет дела!" — злился он на себя и считал минуты до того момента, когда волшебники, наконец, решат собираться домой.
Подсевшему к нему на кончик бревна Симеону он в первый момент тоже не обрадовался, вспомнив, что именно этот малознакомый лесовик непонятно зачем пригласил его на прощальный пикник, где ему было так неуютно. Но лесной маг, словно угадав мысли Златова, вдруг с усмешкой кивнул на сидящего напротив Серафимова:
— Наш император в отставке вот-вот расплачется. Не хотелось бы плохо говорить о магах своей стихии, но, по-моему, он слишком уж сильно себя жалеет. Ну что такое семь лет без волшебства? Неудобно, конечно, согласен, но ведь потом-то к нему все это вернется! Может, даже и не семь лет пройдет, а меньше. Наш Пень с глазами… ой, этого ты не слышал! Я имею в виду, наш почтенный Всеволод наверняка выхлопочет ему помилование пораньше, если Влад, конечно, будет там нормально себя вести. Стоит ли так переживать из-за временной потери магии? Есть ведь те, кому гораздо хуже!
— Да, — не стал спорить с ним Юрий. — Есть, — он поднял глаза на своего собеседника и прочел в его взгляде полное понимание и… нет, не снисходительную жалость, а обычное, нормальное человеческое сочувствие, сопереживание, которого он так и не дождался ни от кого из своих. — Тебе все про меня известно?
— Все, — ответил Ольховский. — Ребята из твоей общины насплетничали.
— Следовало ожидать, — процедил Юрий сквозь зубы.
— Знаешь, — Симеон продолжал, не мигая, смотреть Юрию в глаза, — я всегда уважал тех, кто умеет оставаться собой, что бы с ним ни происходило, тех, кто никогда не опускался до жалости к самому себе. На твоем месте я, наверное, не смог бы сегодня здесь веселиться. Честное слово, я восхищаюсь твоей выдержкой!
— Да ладно тебе, — все еще ворчливо, но уже не так зло отозвался Златов. — Невелика заслуга — потусоваться вместе с полноценными магами.
— И тем не менее. Я бы, к примеру, так не смог.
Он протянул Юрию руку, и тот пожал ее с неожиданной радостью.
— Если выберешь время, — продолжил, тем временем, Ольховский, — можешь поучаствовать еще в одном любопытном деле. Нет, не в пикнике и не в вечеринке! Слышал, что вчера наши старики говорили про призраков в Эрмитаже? Владлен в этом не признался, и, похоже, он правду сказал. В Зимнем дворце кто-то другой хулиганит, и ловить его, по всей вероятности, будет теперь мы, лесовики — одна наша дамочка в Эрмитаже работает.
— А что, это можно! — заинтересовался Юрий и полез в карман за визиткой. — Как соберетесь на "охоту" — позвони мне, я постараюсь вырваться.
Волшебники засиделись у озера до глубокой ночи. Лишь когда в костре погас последний уголек, Симеон поднялся с бревна, наколдовал яркую "вспышку" и произнес с детства всеми нелюбимую фразу: "Пора домой". Пятьдесят с лишним человек дружно вздохнули и нехотя принялись наводить на поляне порядок. Некоторые, впрочем, поспешили "откосить" от уборки территории. Заявив, что они и правда слишком засиделись и что их давно ждут в городе, самые нетерпеливые маги отошли в сторону и исчезли.
— Народ, имейте совесть! — возмущался Ольховский. — Если завтра здесь найдут хоть один заколдованный предмет, попадет всем!
— Ой, да кто их здесь будет искать! — протянула одна из лесовичек, как раз в это время собиравшаяся переместиться с лесной поляны в город.
— Кто-нибудь из старших все равно узнает, где мы были, — поддержала Ольховского Ия. — Значит, обязательно припрется сюда проверять, все ли мы за собой убрали.
— Так ведь до завтра здесь все уже обратно в шишки превратится! — неожиданно подал голос тот самый юноша из металлической общины, чей тоскливый вид так сердил в этот вечер Юрия. Ия удивленно приподняла брови и смерила своего робкого коллегу высокомерным взглядом:
— Ты так думаешь?
Ее властный голос заставил юношу стушеваться и опустить глаза.
— Здесь магический фон уже очень слабый, — неуверенно ответил он. — Мы вряд ли смогли бы что-нибудь хорошо заколдовать. Только на пару часов, ну, может, максимум, на сутки.
— Вот именно, Глеб, — чуть презрительно хмыкнула девушка. — Все начнет само собой превращаться обратно, а сюда в это время какой-нибудь грибник забредет!
— Ну и что с того? Кто ему поверит? — еще более неожиданно для всех заступилась за металлического волшебника Камилла. — Да он сам решит, что ему это все спьяну померещилось!
— Это у вас так магическую теорию преподают? — с издевательской усмешкой повернулась Ия к Аскольду. Тот метнул на свою робкую подругу гневный взгляд и с жаром бросился защищать родную общину:
— Все у нас в порядке с теорией, она просто имела в виду, что здесь все заколдованные вещи слишком маленькие. В них магии-то вложено было всего-ничего…
Ия открыла было рот, чтобы что-то ему ответить, но не успела произнести ни слова — будто бы подтверждая ее слова, валяющийся на земле штопор неожиданно начал менять свои очертания, становясь все больше похожим на причудливо искривленную веточку, каковой он на самом деле и являлся. Возможно, большинство волшебников не обратили бы на это внимания, но когда веточка полностью обрела свой настоящий облик, по поляне вдруг словно бы промчалась невидимая волна: забытые у костра шампуры и стаканы, в спешном порядке наколдованные салфетки и носовые платки, подушки, на которых маги только что сидели, и теплые пледы, в которые они заворачивались — словом, все предметы, созданные при помощи волшебства, стали быстро возвращаться в свое исходное состояние. Несколько минут, и на поляне остались лишь настоящие вещи, а все остальное опять стало камнями, палками и всевозможным лесным мусором. Больше того — волна обратных превращений "ударила" и по некоторым вещам, привезенным магами из города. В руках у Камиллы вместо элегантной пятнистой кожаной сумочки оказался помятый и порванный в двух местах полиэтиленовый пакет, кожаный ремень Ии превратился в тонкую полоску ткани, а девушки из других общин понесли еще более сильный ущерб, лишившись не только некоторых украшений, но еще и косметики на лице и накладных ногтей. Не миновали неприятности и кое-кого из мужчин. Аскольд под всеобщий хохот сбросил на землю что-то вроде старой полинявшей рубашки, в которую превратилась его модная замшевая куртка, а подземный маг Владимир при первых же признаках надвигающейся катастрофы метнулся в ближайшие кусты — подальше от посторонних глаз. Хотя на него все равно никто не смотрел: все были слишком заняты собственным внешним видом. Да и висящая над ними магическая "вспышка" к тому времени бесшумно погасла, и на поляне, несмотря на белую ночь, стало довольно темно. Впрочем, ненадолго: не растерявшиеся волшебники тут же осветили окружающее пространство заново.
