– Потому что вы особенные.
– Особенные, – она с трудом спрятала счастливую улыбку. Ей так хотелось услышать именно это.
– Да, малыш. У вас есть дар. Дар предвидения.
– А… – Мати растерянно взглянула на небожителя. Она знала, что ее отцу дано видеть будущее. Но только ему, не ей.
– Ты можешь его не чувствовать, сколько ни будешь стараться, не сможешь разбудить до срока. Однако это ничего не меняет. У тебя есть эта способность. Даже более сильная, чем у твоего отца. Это так – и все.
– И ты говоришь с нами…
– Я хочу объяснить, – его голова чуть наклонилась, глаза на миг затуманились, по губам скользнула грустная улыбка, а затем, чуть слышно, словно лишь для себя, не для нее, он добавил, заканчивая начатую фразу, – наверное, то, что невозможно объяснить, что можно понять лишь пережив, прочувствовав…
– Зачем же тогда пытаться объяснить, если в конце концов мы поймем все и сами?
– Это может случиться слишком поздно, ведь дар… Любой дар, а этот в особенности, очень опасен и для того, кому дан, и для тех, кто идет с ним рядом… Малыш…
Ты должна чувствовать ту черту, после которой можно вмешиваться в судьбы других, а до – ни в коем случае нельзя.
– Именно так – сначала после, а потом до? Не наоборот?
– Да. Именно так.
– И что же это за черта?
– Пустота.
Девушка наморщила лоб, стараясь понять, что скрывалось за последним ответом, но ее разум оставался совершенно чист и мысли было не за что зацепиться.
А Шамаш продолжал:
– Как это ни жестоко звучит, но судьба человека не имеет никакого значения.
Главное – судьба мира. Если он может пережить чью-то смерть – нельзя вмешиваться, ибо это может нанести ткани пространства смертельную рану. Если же мир стоит на грани, за которым пустота…
– Выходит, судьбу можно изменять лишь тогда, когда хуже просто не может быть?
– Да.
– Так было в том, ином мире, о котором ты говорил?
– Да. Он стоял перед концом, перед пустотой.
– Но его боги все равно наказали тебя за изменение судьбы?
– Теперь я не думаю, что это было наказание, – он скользнул взглядом по маленькому мирку своей повозки, за котором было царство снежной пустыни, окруженное мирозданием, лежавшим на ладонях Всего и Ничего. – Скорее уж награда.
– Они испытывали тебя?
– Наверное.
– И ты прошел испытание?
– По всей видимости.
– Ты говоришь так уклончиво, словно не уверен в этом!
– А как тебе самой кажется: можно быть уверенным при таких обстоятельствах?
– Ну… – Мати задумалась. – Отец и дядя Евсей говорят, что тот, другой мир был только сном, вызванный болезненным бредом… Если так… Я не знаю… Шамаш, а здесь, в нашем мире, ты изменял судьбы?
– Да, – кивнул он и от внимания девушки не ускользнула грусть, коснувшаяся крылом его губ, закружившаяся в глазах.
– Нашего каравана? Когда? Проводя нас по ледяному мосту, спасая от трещины?
Потому что наш мир стоит на грани пустоты – у того дня, когда снежная пустыня заполнит собой всю землю и все смертные уснут вечным сном? Но если это так, можно спасать всех…
– Не все деяния избавляют от конца. Некоторые лишь приближают к нему.
– А как узнать, в чем спасение, а в чем смерть? Нужно ведь не просто видеть одно будущее, одну линию судьбы, но еще предвидеть множество других, тех, которых на самом деле нет, но которые в то же время есть… вернее, будут, когда… Брр… – она замотала головой. – Жуть!…Но я поняла, почему нельзя изменять судьбу: во-первых, потому что стремясь к лучшему можно сделать хуже, а во-вторых, так как потом уже никто не разберется в том, что же кто-то там сотворил. Шамаш…Я еще хотела спросить… Ты изменял судьбы до того, как понял все это или и потом?
– Только когда понял.
– Видя множество путей?
– Да. Это очень тяжело, малыш. Каждый раз теряешь столько сил, словно создаешь новый мир. Может быть, так оно и есть. Создаешь мир и отдаешь ему частицу своей души…
– Почему?
– Ища спасение нужно много раз вновь и вновь пережить конец. А это очень больно – видеть смерть близких, дорогих людей. Со временем можно привыкнуть к любой боли, но только не к этой…
Она взглянула на него извиняясь и, все же, чуть слышно проговорила:
– Можно я задам еще один вопрос? Пожалуйста!
– Спрашивай.
– Ты ведь изменял судьбу каравана? – это было всего лишь прелюдией к тому, главному вопросу, который она хотела задать, но боялась, будучи еще не готовой.
– Нет.
– Как так? – Мати не просто удивилась, она растерялась. -А когда построил Ледяной мост, по которому мы перешли через трещину? Нет? Но ведь если бы не мост, мы б погибли! – Мати облизала вмиг высохшие губы, только теперь начиная понимать весь ужас, скрывавшийся в минувшим.
– Возможно. Но ваша судьба была другой. И спасая вас, я не нарушал ее.
– А в Керхе?
– Нет, – вновь качнул головой Шамаш. Затем он продолжал: – Там я изменил судьбу города.
– Губитель должен был победить и превратить его во вторую Куфу? А хозяин города приносил бы ему в жертву магов и все города исчезли бы в снегах пустыни?
– Возможно. Хотя я видел гибель лишь Керхи.
– А караван? Мы бы просто ушли и все?
– Да, малыш.
– Не вмешиваясь ни во что?
– Не вмешиваясь ни во что… – повторил он и в его глазах, голосе была глубокая, нескрываемая грусть.
– А Ри с Сати?
– Да…
– Что "да"? Шамаш, ты изменил их судьбу?
– Да, девочка.
– А мою? Мою судьбу? Ты изменял ее? – она, наконец, решилась спросить о том, что было главным. Мати вся напряглась, устремилась в слух, ожидая того, что будет сказано в ответ.
– Да.
– Когда?
Сперва она хотела спросить – "Зачем?" – но потом поняла – все ведь ясно и так.
Он спасал ее жизнь.
"Я должна была уже умереть… – эта мысль сперва трепетом прошла по ее душе, заставила задрожать, инстинктивно сжать в кулаки пальцы рук, затем сменилось отрешенным – Ну и пусть! Ведь этого не случилось. Ничего не произошло тогда, когда должно было произойти, а, значит, не произойдет больше никогда!" -В снегах пустыни, когда мы впервые встретились.
– Уже тогда? – с удивлением и ужасом воскликнула Мати. "Нет! – горело у нее в глазах, кричало ее душа, которой вдруг стало так невыносимо больно, как не было никогда. – Этого просто не может быть! Это невозможно! Ведь тогда… Если так…
Это значит, что я не узнала бы ничего из того, что сейчас составляет всю мою жизнь! В ней не было бы чудес, не было бы Шуши, не было бы тебя… Она была бы самой обыденной, серой, тусклой, безликой, как снежная пустыня во власти метели.
Такой безликой, что не было бы ничего, что было б можно вспоминать в вечном сне!
И такой короткой… Я не хочу!" – Но… – мысль девушки безудержным ветром неслась неведомо куда, словно стремясь догнать собственный хвост. – Ведь… Если бы дракон не позвал меня, я бы… – Мати уже была готова сказать: "не убежала б в снега,"стремясь убедить саму себя, что все произошедшее с ней должно, просто обязано было произойти, но замолчала, вспомнив, совершенно отчетливо осознав – а ведь она убежала не потому, что кто-то звал ее в снега, а потому что все чувства, мысли, ее душа гнала ее прочь от каравана, не важно куда… Если бы не зов дракона, она бы откликнулась на крик ветром, вздох метели, беззвучный оклик повелительницы снегов госпожи Айи… – Но ведь у ребенка, не прошедшего испытания, нет судьбы… – прошептала она, хватаясь за последнее звено цепи, ускользавшей у нее из руки.
