И такой короткой… Я не хочу!" – Но… – мысль девушки безудержным ветром неслась неведомо куда, словно стремясь догнать собственный хвост. – Ведь… Если бы дракон не позвал меня, я бы… – Мати уже была готова сказать: "не убежала б в снега,"стремясь убедить саму себя, что все произошедшее с ней должно, просто обязано было произойти, но замолчала, вспомнив, совершенно отчетливо осознав – а ведь она убежала не потому, что кто-то звал ее в снега, а потому что все чувства, мысли, ее душа гнала ее прочь от каравана, не важно куда… Если бы не зов дракона, она бы откликнулась на крик ветром, вздох метели, беззвучный оклик повелительницы снегов госпожи Айи… – Но ведь у ребенка, не прошедшего испытания, нет судьбы… – прошептала она, хватаясь за последнее звено цепи, ускользавшей у нее из руки.
– Судьба есть у всех. Просто до поры человек не видит ее. И, не зная, изменяет.
– Ты хочешь сказать, что я сама могу изменить свою судьбу?
– Если захочешь.
– И стоит мне пожелать умереть, я умру? – она испытующе глядела на собеседника, не то стремясь добраться до истины, не то ища в ответах Шамаша хотя бы какое-нибудь несоответствие, расхождение, изъян, зацепившись за который она могла бы опровергнуть противную, страшно ненавистную ее душе мысль о собственной смерти.
Не то чтобы она боялась ее, просто… Приди она сейчас, минувшим вечером – что же. Но тогда…
– Не вся. Но частица тебя. И так раз за разом, до тех пор, пока эта мысль не затмит собой все в жизни, не оставив места более ничему.
– Зачем ты все это говоришь мне? Ты ведь не сказал отцу. И, потом, смерть, она же никак не связана с даром…
– Связана, малыш. Даже больше, чем все остальное. Один из первых вопросов, которыми обычно задается тот, кто обнаруживает способность предвидения – мысль о собственной смерти.
– И что же увижу я, если захочу узнать…
– Что ты давно должна быть мертва.
– Давно? – ей было не просто не по себе – так неуютно, как никогда прежде. – Да, – вздохнув, она наклонила голову, начиная понимать…
Ей было грустно и, вместе с тем, она чувствовала нервозность. Ее душа вспугнутой птицей металась из стороны в сторону. А потом пришло мгновение, когда все затмило одна мысль. Ей стало жалко себя. И вообще, она ужасно жалела о том, что завела этот разговор, что вообще пришла к Шамашу.
Нет, конечно, она ни в чем не винила его. Он всего лишь отвечал на ее вопросы.
Все дело в ней, о чем она спрашивала. Но… Она сглотнула комок, подкативший к горлу, прикусила губу, сжалась в комок, борясь с горючими слезами, которые, вспыхнув в уголках глаз, рвались на волю, за пределы век. И, все же, Мати не могла остановиться, понимая, что нет ничего хуже недоговоренности. И, потом, так было легче. Все, что угодно, лишь бы уйти подальше от мига, хранившего в себе роковую неотвратимость, не поблекшую несмотря на годы дороги. – Ты изменял мою судьбу и потом, да?
Шамаш едва заметно кивнул в ответ.
– Это когда… – она задумалась, но лишь на мгновение. Прошлое в этот миг казалось так светло и отчетливо в ее памяти, душе, что, казалось, все произошло только вчера… – Когда меня схватили разбойники и потащили в снежную пустыню?
– Да.
Мати поджала губы. Конечно, эта весть уже не ранила так же сильно, как та, первая, но все же…
– И это не все?-опустив голову на грудь, заранее смирившись с тем ответом, который она знала еще до того, как задавала вопрос, прошептала она. – Ты спасал меня и потом… Я помню… Когда люди того, встреченного каравана, узнали, что я – рожденная в снегах…
– Да.
– Но, Шамаш, неужели это… это все не было предрешено? Ну, так же, как чудесные спасения каравана, о которых мы говорили?
Бог солнца качнул головой: – Мне жаль.
– А в городе? Я и там должна была умереть?
– В городе – нет.
Она вздохнула с некоторым облегчением. Хотя бы там ее не ждала смерть, смерть, которая, как ей теперь почему-то стало казаться, шла за ней по пятам.
– А когда еще? – она надеялась, страстно хотела услышать: "Больше никогда". Такой ответ успокоил бы ее, сказав душе: "Чего ты беспокоишься? Все плохое уже позади.
Ты пережила три свои смерти, а, значит, можешь смело жить, если не вечность, то хотя бы век".
Шамаш заглянул ей в глаза, понял ее мысли. Конечно же, он понимал, каких слов ждала от него девушка. Но сказал совсем другое.
– Во сне.
– Во сне? – в первый миг она решила, что бог солнца шутит, стремясь подбодрить упавшую было духом собеседницу. Ее губ тронула улыбка. Но уже через миг, стоило ей взглянуть на повелителя небес, как следы веселья исчезли с ее лица. Шамаш был серьезен. Он не шутил, а, значит, ей было не с чего веселиться.
Мати даже испугалась, что эта случайно вырвавшаяся на свободу улыбка не понравится небожителю, Который, увидев, что девушка смеется над такими серьезными вещами, может решить, будто она слишком мала для столь серьезного разговора и прервать его, так и не ответив на все ее вопросы.
– Да, малыш, – он словно не замечал ее веселья. В глазах Шамаша была грусть. Он повернул голову, бросив взгляд в сторону, за плечо юной караванщицы, словно для того, чтобы увидеть ее тень. – Во сне… – тихо повторил он.
– Во сне, – на этот раз Мати задумалась над его словами. И поняла: – Да! – она вспыхнула радостью. – Ты ведь имеешь в виду тот сон, о котором дядя Евсей сложил одну из своих легенд? Конечно! Но тогда ведь ты спас не только меня, но весь караван. Или… – она с сомненьем глянула на собеседника. – Тогда каравану не было суждено умереть, только мне?
Он кивнул.
– Но почему! – она не понимала этого, не могла понять! Как так могло быть, что в один и тот же миг кому-то было суждено спастись, а другому – нет. Но… А ведь она и не должна была ничего понимать. Судьба – то, что слепо принимают, беспрекословно подчиняясь, не более. Вот только к чему тогда весь этот разговор?
Или для того, чья судьба уже была раз изменена, все не так? – Шамаш, почему ты спасаешь меня? Неужели моя жизнь важна? – улыбка вновь коснулась ее губ. Она спрашивала о самом невероятном, словно очерчивая круг между реальностью и грезами. И, потом, пусть всего лишь на мгновение, только фантазируя, представить себя в самом центре событий, в которых грезилось пробуждение от вечного сна для спящих и мир тепла и зелени для живых! – И поэтому ты пришел в наш караван, да? – она ожидала совсем иного ответа, когда этот был просто невероятен. – Ради меня?
– Может быть.
– Но ты не уверен? – продолжала допытываться она.
Шамаш развел руками, словно говоря: "Как можно быть уверенным в причинах, когда порою трудно поверить даже в реальность случившегося?" -Все очень сложно, – проговорил он.
– Но я должна это знать! Я хочу! Что же ты медлишь? – она торопила его, стремясь поскорее узнать правду.
