Затем Эрагон, ухватив их оба с обоих концов кузнечными клещами, скрутил их семь раз и начал бить молотом по скрученным концам, сваривая их воедино. В воздух полетели снопы искр. Получившийся кусок стали Рунона еще шесть раз заставила его согнуть вдвое, сварить и снова вытянуть в полосу. Когда качество металла наконец удовлетворило ее, Рунона велела Эрагону расковать полосу в толстый прямоугольный лист, разрубить его острым долотом в длину пополам и свернуть каждую половину посредине, так что в итоге обе приобрели V-образную форму, длинную и узкую.
И все это, как оказалось, Рунона сумела заставить его сделать в течение каких-то полутора часов! Он был просто поражен, хотя всю работу и выполняло его собственное тело Ему никогда раньше не приходилось видеть подобной легкости при работе с металлом. То, на что у Хорста ушло бы несколько часов, у Руноны — действовавшей его, Эрагона руками — заняло всего несколько минут. И при этом, несмотря на то что ковка требовала предельного внимания, она еще и петь продолжала, плетя кружева заклинании и внедряя их в Сверкающую Сталь, а также с неуклонной точностью руководила каждым движением Эрагона.
Среди всего этого грохота, звона, пламени, искр и предельного напряжения усталый Эрагон вдруг заметил три хрупкие фигурки, стоявшие неподалеку. Особенно вглядываться в них Рунона ему, правда, не позволила, однако Сапфира тут же подтвердила, что он не ошибся: «Эрагон, мы не одни». «Кто это?» — спросил он.
И Сапфира передала ему изображение маленькой кошки-оборотня Мод, на этот раз принявшей человечье обличье, и стоявших рядом с ней двух эльфов, тоже очень маленького роста. Один из них был мужчина, другой — женщина и оба были необычайно прекрасны даже по меркам их собственного народа. Их продолговатые лица отражали одновременно и мудрость, и невинность, так что невозможно было определить их возраст. Выражение их лиц было торжественным. Кожа чуть отсвечивала серебром, и казалось, что оба они настолько переполнены магической энергией, что она прямо-таки истекает из их пор.
Эрагон тут же осведомился у Руноны, кто это такие, выбрав момент, когда она дала его телу короткий отдых. Рунона оглянулась — что позволило и ему возможность получше разглядеть пришельцев — и, не прерывая пения, ответила:
«Это Аланна и Дусан, единственные дети у нас в Эллесмере. Мы все испытали огромную радость, когда двенадцать лет назад их удалось зачать».
«Они не похожи на других эльфов», — заметил Эрагон.
«Это особенные дети, Губитель Шейдов. Они одарены особыми талантами, одарены милосердными душами и невероятным могуществом. В такой мере этими свойствами не обладает ни один взрослый эльф. Мы стареем, и наши таланты скудеют, однако магия тех лет, что связаны с нашим расцветом, всегда остается с нами».
Больше времени на разговоры Рунона тратить не стала и заставила Эрагона положить клиновидный брус Сверкающей Стали между двумя V-образными полосами и бить по ним молотом, пока полосы не обернулись вокруг клина, словно прилипнув к нему, удерживаемые трением. Затем он ковкой сварил все это воедино и, пока металл был еще горячим, стал вытягивать получившийся брус в длину, придавая ему форму клинка. Брус мягкой стали образовал при этом среднее ребро, становой хребет лезвия, а две более твердые полосы — два его острых края и узкий заостренный конец. Когда заготовка стала почти такой длины, как готовый меч, работа несколько замедлилась: Рунона вновь велела Эрагону начать ковку с хвостовика, то есть будущего стержня рукояти, и пройтись молотом по всему клинку, дабы придать ему окончательную форму и пропорции.
Затем она велела Сапфире нагревать лезвие отдельными кусками, не более шести-семи дюймов длиной каждый, и при этом заставила Эрагона держать заготовку почти у самых ноздрей Сапфиры, через которые та испускала узкий пучок пламени. Всякий раз, когда появлялось это пламя, по всему периметру дворика начинали метаться извивающиеся тени.
Эрагон с восхищением смотрел на собственные руки, которые сейчас превращали бесформенный кусок металла в изящный боевой меч. С каждым ударом клинок приобретал все более определенную форму, словно эта Сверкающая Сталь сама стремилась стать мечом и принять ту форму, которую желала ей дать Рунона.
Наконец ковка была закончена; теперь на наковальне лежал черный клинок, который, несмотря на свой грубоватый, незавершенный облик, уже внушал ощущение исходящей от него смертельной опасности.
Рунона разрешила Эрагону дать небольшой отдых уставшим рукам, пока клинок остывал на воздухе, а затем велела ему перенести клинок в другой конец мастерской, где стояло шесть точильных камней разной зернистости, а на небольшом верстаке были разложены всевозможные напильники, шаберы и абразивная паста. Заставив Эрагона закрепить клинок между двумя деревяннь ми брусками, Рунона, тщательно руководя каждым его движением, весь последующий час занималась выравниванием поверхности клинка с помощью скребков и шаберов и окончательной доводкой его силуэта напильниками. Как и при ковке, каждое движение шабера или напильника, как показалось Эрагону, имело некий двойной эффект, словно инструменты точно знали, сколько лишней стали нужно убрать, и не снимали ни сотой доли дюйма больше.
Когда работа с напильниками была завершена, Рунона с помощью Эрагона развела в горне огонь, запалив горку древесного угля, а пока огонь разгорался и горн нагревался, велела ему приготовить жидкий раствор из тонко просеянной глины, золы, растертой в порошок пемзы и застывшего до полной кристаллизации сока можжевельника. Этим составом он и обмазал затем клинок, наложив вдвое более толстый слой на его среднее ребро, чем на края и острие. Чем толще слой глины, тем медленнее будет остывать металл под ним, догадался Эрагон, и, когда все окончательно остынет после закалки, эта часть клинка будет мягче.
Вместе они произнесли короткое заклинание, высушив наложенный раствор, и глина на клинке посветлела. После чего, по указанию Руноны, Эрагон перешел к горну, положил меч плашмя на слой пылающих углей и, раздувая мехи свободной рукой, медленно потянул его через огонь на себя. Когда острие клинка вышло из пламени, Рунона заставила его повторить это действие. Так он протаскивал меч сквозь пылающее пламя, пока его кромки не стали ровного оранжевого оттенка, а среднее ребро — ярко-красного. Затем одним легким движением он пронес раскаленный клинок по воздуху и опустил его в корыто с водой, стоявшее рядом с горном.
Над поверхностью воды с мощным взрывом взвился клуб пара, вода вокруг клинка шипела и пузырилась. Через минуту, когда вода успокоилась, Рунона велела ему извлечь меч из корыта; теперь клинок приобрел серо-жемчужный оттенок. Перейдя обратно к горну, Эрагон вновь подверг клинок несильному нагреву, чтобы уменьшить хрупкость лезвия, и еще раз повторил закалку.
