Это было огромное здание, наполовину обрушившееся, и изо всех его окон исходил пугающий алый свет. Леарза кожей чувствовал и странную дрожь: казалось, сам воздух подрагивает, как умирающее животное.
Подрагивала и земля под ногами.
Сафир первой тронулась с места, решительно сжав зубы, в ее руке по-прежнему был ятаган, которым она умела пользоваться хуже лука, -- но стрелы давно вышли, -- и Острон по инерции пошел следом, а за ним и Леарза.
Леарзе было не по себе. Он никогда, в общем, не сомневался в Остроне, уверенный, что они просто не могут не одержать победу в схватке с темным богом, и Острон действительно был очень сильным: в глубине души Леарза немного завидовал ему, он тоже всю свою жизнь посвятил пламени и искусству вызывать его, но Острону ничего не требовалось, чтоб разжечь белый огонь (Леарзе для этого требовалась масса приспособлений, потому что огонь такой высокой температуры просто не разожжешь), и, хоть Леарза не до конца осознавал это, такая несправедливость была ему обидна.
Зависть, впрочем, была отстраненной: Леарза давно привык к тому, что рядом с пятью Одаренными он, обычный китаб, не отличающийся ничем таким, просто беспомощная букашка. Что было справедливо, так это отсутствие Дара у него самого: Леарза с юности не очень-то поклонялся шести, даже Хубалу, а с возрастом и вовсе начал сомневаться в их существовании.
"Маленькая душонка", кажется, так про него сказал темный бог. Леарза и не обиделся: он был с этим в принципе согласен.
Здание в центре Эль Габра стояло на возвышении, и со всех сторон к нему вели лестницы. Гладкие черные ступени. На мгновение перед глазами Леарзы все преобразилось: здание вдруг стало большим, красивым и ничуть не разрушенным, над головой у них было ясное голубое небо, и по площади ходили хорошо одетые люди.
Мгновение; картинка мелькнула и пропала. Сафир уже поднималась по лестницам, сжав кулаки. Острон шел следом. Голос темного бога превратился в один хохот; это был безумный хохот, от которого по спине у Леарзы бежали мурашки.
Они поднялись на площадь перед зданием и остановились.
Тишина.
-- Что же теперь делать, -- наконец прошептал Острон.
-- Быть может, там внутри, в здании, такой же ящик, о котором говорила Сафир, -- неуверенно предположил Леарза. -- И Исан тоже говорил что-то, что эти ящики усиливают влияние темного бога... если его уничтожить...
-- Как?
-- Но ведь Абу Кабил уничтожил один, -- решительно сказала Сафир и направилась к зданию, угрожающе скалившемуся на них багровыми провалами окон.
Чья-то тень поднялась над его крышей. Леарза обеспокоился, вскинулся: он хотел было предупредить остальных криком, но Сафир тут побежала, следом за ней и Острон. Они не видели этой фигуры, их глаза были прикованы к самому зданию, Леарза в отчаянии бросился за ними, взмахнул рукой...
Пропела стрела.
Сафир, бежавшая впереди, резко остановилась, споткнулась и упала; Леарза в ужасе видел, что что-то черное торчит у нее из шеи сзади, Леарза хорошо знал, что без Элизбара... а даже и с Элизбаром: стрела пронзила ей шею, это означает мгновенную гибель...
Острон встал. Леарза смотрел на него сзади и чувствовал отчаяние: он никогда еще в своей жизни не любил женщин, но он знал очень хорошо, что это значит для Острона.
Сафир, его единственная надежда, была мертва.
Пламя окутало Острона. Пронзительно-белое, оно резко взвилось ввысь, грозя достать до небес; со всех сторон раздались крики, но Леарза не понимал, что происходит, он стоял на этой черной площади, одинокий и потерянный, и смотрел на спину Одаренного нари... тот медленно обернулся.
Ноги, казалось, приросли к земле: Леарза не мог пошевелиться, и какая-то часть его все равно не понимала, ради чего. Все было потеряно.
-- Острон... -- слабо позвал он, хотя уже знал, что не дозовется. Безумцы плясали со всех сторон, выбегая из-за руин Эль Габра; еще один, лишь еще один безумец, опасный в своем сумасшествии, стоял и смотрел прямо на Леарзу.
"Я умру", подумало что-то внутри китаба.
Острон сделал шаг. Пламя взвилось еще выше и раздалось вширь; на Леарзу надвигался настоящий костер, и жар, исходящий от него, уже опалил лицо китабу.
Потом что-то ослепительно-яркое беззвучно прошло над плечом Леарзы и попало точно в лоб Острона; Леарза, не веря своим глазам, смотрел, как погасло пламя, как обезумевший нари завалился на спину.
Тут кто-то резко ударил его по затылку, и мир погрузился во тьму.
Последняя касаба
Знакомые голоса о чем-то сердито переговаривались неподалеку. Язык показался ему чужим; он попытался открыть глаза, но получилось зачем-то не сразу. Потом все-таки получилось.
Белый потолок. Такой белый, что почти не верится. Светло...
Неужели это все приснилось ему?..
Да, наверное, приснилось... Леарза умиротворенно подумал: сейчас он встанет, и окажется, что все живы, вот он слышит разозленный голос нахуды Дагмана, а отвечает ему угрюмый Ворон своим неподражаемым раздраженно-презрительным тоном.
Наконец он поднял голову.
Комната, в которой он находился, не была похожа ни на что, виденное им ранее. Леарза обнаружил, что лежит на узкой тахте, стены в комнате такие же белые, а посредине расположен небольшой столик, возле которого и стоят трое. Он узнал их всех: Дагман, Бел-Хаддат и Абу Кабил. Абу Кабил жив! Как хорошо! И Бел-Хаддат тоже... и нахуда.
На противоположной стене было повешено что-то странное, какая-то плоская большая коробка; предназначение ее Леарзе было неясно, но сейчас было важно другое. Он сел на тахте, чем привлек внимание споривших.
-- А, очнулся, -- на понятном языке произнес Абу. -- Ну, парень, да ты просто уникум. Благодаря глупости одного товарища, который всем нам хорошо известен, ты получаешь шанс, -- он прервался, обернувшись к коробке, -- узреть Саид с высоты птичьего полета! Даже нет, птицы так высоко не летают! Та-да!
Коробка вдруг ожила; Леарза, раскрыв рот, видел, как на ее черной поверхности проступил неясный еще пока свет, а потом проявилось что-то огромное и круглое. Это огромное плыло в черноте, тускло светясь багровым, но будто не собственным светом: одна его половина была совершенно темной, выделяясь в ночи только узенькой полоской отблеска.
-- Ч-что это? -- спросил Леарза.
-- Руос, -- добродушно пояснил ему Абу Кабил. Леарза запоздало отметил, что ассахан как-то странно одет: ни намека на привычный полосатый халат или рафу, рубаха какая-то необычная, связанная, видимо, из шерсти, с непонятным рисунком. -- По-вашему, Саид.
-- Ты все мечтал узнать, что находится высоко в небе, -- буркнул Бел-Хаддат. -- Так смотри. Мы находимся на высоте, по-вашему, примерно в семь с половиной тысяч фарсангов над Саидом.
