– Утыррка спать! – послышался недовольный рык, и я поняла, что Рхарге караулит у входа в пещеру.
– Утыррка наслаждаться! – с вызовом ответила я и села рядом с орком.
– Ракард плохой. Красота – смерть. – Хмуро ответил мой нянька.
– Утыррка знать, – я тяжело вздохнула, прислушиваясь к этому сильному голосу, который словно звал в степи за собой… у-у, да я уже готова бежать за ним хоть на край мира!
– Утыррка глупый самка, – Рхарге погладил меня лапой по голове, сведя на нет усилия по расчесыванию всего этого хаоса.
– Рхарге не понимать! – обиженно ответила я и поспешила в пещеру.
Орки угомонились под утро. Первым в пещеру завалился пьяный Оливер, разбудив меня не слишком приличными выражениями в адрес камня, которому не повезло выступать из стены, потом вползли остальные орки. Орки, в отличие от стражника, несмотря на состояние опьянения, все были мокрыми, значит, помыться не забыли, а вот Оливер… представляю, какое пробуждение ожидает его утром.
И я постаралась снова заснуть, но… какая-то мысль не давала покоя. Билась и требовала моего внимания и…
– Шенге!!! – закричала я, подскочив на месте.
Папашки на его месте у стены не оказалось, его шкуры были пусты и холодны, значит, не ложился. Я накинула плащ на плечи, торопливо влезла в сапоги и побежала за орком.
Как выяснилось, степняки в пещерах не ночевали, они все разлеглись у костра, отделив свое лежбище от опасного леса рядом костерков поменьше, а освещаемый и пологом и костром Аршхан спал на спине, одну руку закинув под голову, вторая, расположившись вдоль тела, сжимала… кинжал. И вся его великолепная мускулистая грудь вздымалась и опускалась, а на прекрасном лице играла чуть лукавая улыбка… Ой, держите меня, фрейлины! Так, не о том думаю! Мне нужен шенге!
– Шенге! – позвала я, озираясь вокруг и стараясь не смотреть на полуобнаженного ракарда… м-да, видимо, в моем понимании «вокруг» – это исключительно вдоль и поперек этого великолепного образчика степного орка.
– Утыррка, – тихо позвал папашка, и я поняла, что его очередь стоять на страже, а может, он тут самый сознательный.
– Шенге, – я пробежала через весь лагерь, поднялась на смотровой камень, где сидел мой самый обожаемый орк. – Шенге, Утыррка хотеть знать, – я указала пальцем на степняков, – как они пришли?
Папашка отреагировал тяжелым вздохом, подтащил меня ближе, усадил и укрыл шкурой, сняв ее со своих плечей.
– Утыррка, орки миновать полог, люди – нет!
Осознание пришло резко и оказалось очень болезненным. Действительно, как я раньше не поняла? Орки без самок, без детей, на поверхности всегда не более десяти остается, остальные почти постоянно в шахте, откуда доносится звон ударов о камни… Там же, в шахте, были и кузницы, их шум тоже слышался по ночам, так значит…
– Шенге уйдет? – тихо спросила я.
– Шенге ищет, как забрать Утыррку, – ответил орк, – шенге найдет.
Да, но… не было уверенности в его словах, совсем не было.
– Аршхан сказал, что заберет. Он может провести?
– Шенге не знать, – ответил папашка, – но Шенге узнает.
– Шенге, а орки долго еще добывать руду? – тихо спросила я.
– Две луны и еще край, – произнес орк.
Так, значит, чуть больше месяца, точнее, месяц с четвертью. Не так уж и много, но и не мало…
– Утыррка спать, – я встала, – шенге стоять долго?
– Пока будет солнечный свет.
Это значит – до утра. Вернула шкуры папке и направилась в пещеру… ох, я так и косоглазие заработаю. Ах, идеальные длинные ноги, узкие бедра и массивные, бугрящиеся мышцами плечи… Вот как из смешения двух таких уродливых рас, как орки и люди, получается вот такое чудо?
Что-то капнуло на грудь, и я испуганно подумала, что слюна, но нет – запрокинув голову, я смотрела на свой первый в жизни готмирский дождь. Красиво… Капли дождя попадали на полог, и в месте соприкосновения вспыхивало голубое свечение, поэтому в мгновение все небо засияло ясным голубым светом, и это было… волшебно.
– Дождь Готмира прекраснее песчаных бурь Сахи, – произнес низкий, сильный, чуть хриплый голос, и, кажется, следующее, что все же упало мне на грудь, было следствием собственного восторженного слюноотделения.
– Э-э, – только и получилось произнести.
У этого чуда великих степей даже был платок, чистый и белый… но понять, откуда у Аршхана сие шелковое изделие, я была не в силах. О платке я и старалась размышлять, пока мне аккуратно вытерли губы, затем подбородок, затем… Суровые готмирские будни научили сначала бить, потом спрашивать!
– Суровая самка, – усмехнулся ракард, без труда перехватив мой кулак в полете к его носу…
– Утыррка дочь своего отца! – гордо ответила я… целенаправленно думая о прелестях погоды.
– Темный король плохой отец, – меланхолично заметил Аршхан.
Но я уже думала о другом: и как это он так быстро поднялся и оказался тут, если еще мгновение назад был эталоном спящего полубога? Эх, не везет мне в любви. Раньше казалось, что мне везет в жизни, однако в свете последних событий…
– Спокойной ночи, – и, не царственно шмыгнув носом, я пошла в пещеру рыдать от бессилия в свою импровизированную подушку.
* * *
Утром я спала на удивление долго. Проснулась сама, что было не менее удивительно. Осмотрелась – никого нет. Пришлось в одиночестве, без любимого шенге топать к ручью и…
– Утыррка может заходить смело! – Аршхан, по колено в воде, плескался в свое, ну, и мое тоже, удовольствие.
Яркие лучи полуденного солнца, и бронзовый от загара великолепный ракард в сверкающих брызгах кристально чистой воды… надеюсь, это вода опять капает на грудь, а не мои текущие от восторга слюнки. Оставалось непонятным лишь одно: почему лесные орки с кривыми ногами и густой шерстью носят набедренные повязки, а вот такой шикарный степняк даже моется в брюках?
– Утыррка подождет, – крикнула я Аршхану, удобно устраиваясь на валуне так, чтобы видеть все в лучшем ракурсе.
Поговаривали, что у нас существовали некоторые закрытые клубы для леди, где танцевали мужчины, причем там немало платили за вход, а тут… и хорошо, и бесплатно. В общем, я готова прирасти к этому камню, только бы ракард мылся и дальше.
Кажется, мой ошалелый взгляд несколько нервировал степняка, в результате Аршхан решил прекратить водные процедуры. И вот это все, такое великолепное, с влажными волосами, зубами, отполированными размочаленным на конце корешком, и телом, покрытым мириадом блестящих капелек, двинулось в мою сторону… А-а… я готова плавиться, как замороженные взбитые сливки плавятся на солнце…
