— Убедительно, Дур… Думья, убедительно — согласился Немец, неторопливо осматривая довольно, правду молвить, убогое убранство лесной хижины.
Кажется, человек достаточно споро начинал постигать особенности характера достойного мудреца. Очарованный какой-либо очередной сложной задачкою, Дурта вполне способен был найти сколь угодно разнообразные и убедительные подтверждения сформировавшейся у него точке зрения на вопрос. С возрастом он, впрочем, научился подвергать сомнению собственные выводы… увы; лишь с возрастом.
— Тридцать один?.. — с утвердительной интонацией произнёс принц, — на следующей неделе?
— О! — отмахнулся Дурта, — сведения о моём дне рождения вы могли узнать и в монастыре, и… не трудитесь, достойные гости: я вполне удовлетворён тем, что вижу. Ныне же нам уместней всего мыслить в рамках предложенной гипотезы, я прав ли?
Принц кивнул, привычно улыбаясь. Сур весть… что там сейчас кипит — в этой растрёпанной рыжей голове?..
— Чинд скоро вскипит… к счастью, здесь простенок, да. Мне нечем попотчевать вас, если не считать самой простой и незатейливой пищи скромного отшельника.
— Шашака есть? — с живым интересом осведомился сударь капитан.
— Сыр-то? Разумеется.
— Вот так, давай сыр. Отличный сыр, кстати.
— Вижу, капитан Немец уже успел сформировать мнение о ценностях Вишвы?
На сей раз Кави и вовсе ограничился кивком и улыбкой. Он постепенно, неотвратимо, неожиданно для себя самого погружался в ту блаженную истому, какую только и может даровать чувство возвращения в родной дом — ежели под «домом» понимать нечто куда более значимое, чем просто стены и крышу. О да; это был его мир, пусть возвращение в этот мир и оказалось столь немыслимо отличным от ожидаемого. Безопасность, — наконец-то… — дымящийся благоуханный чинд, подчёркнуто степенная беседа со старым другом… в конце концов — он жив! Сколь ни велико было почтение принца к мистическим талантам Дурты, но ритуал переноса проводился ими впервые в достоверной истории Вишвы; записи в древних свитках, безусловно, успокаивали лишь самую чуть.
— Думья, — сказал Кави, с известным усилием вырывая себя из сладкой истомы неторопливых размышлений, — ведь твоё хранилище свитков не должно было испытать сколь-либо непоправимого урона при взрыве?
Достойный мудрец испуганно сморгнул и заблудил было глазами, однако же немедля и успокоился — по всей видимости, пришед к заключению, что гость из будущего не может не знать неких скрытых доселе подробностей, в том числе, и о секрете в подвале хижины… и, помнится, ещё двух в речных пещерах. Кави снова не сумел сдержать улыбки.
— Нет ни малейшей необходимости раскрывать точные подробности местонахождения секретов, — уверил он Дурту, — довольно того, что свитки целы и доступны для изучения.
— Эээ… нам предстоит раскрыть способ перемещения между мирами? — помолчав, спросил мудрец.
— Я принёс с собою Карг, — ответил Кави.
Дурта блеснул глазами.
— Давай проясним, — сказал он так осторожно, словно ступал по крми, — говоря о карге, ты говоришь… о Карге? Том самом Карге?
— Я говорю о том самом Карге.
— Эээ… секрет истинного Карга раскрыт в будущем?.. Или же… — он перевёл взгляд на сударя капитана, — это сокровенное знание принесёно в наш мир Немцем?
Но Немец только отстранённо мотнул головою, явно не желая менять гастрономические прелести шашаки на малоосмысленную, — о, лишь с его точки зрения! — болтовню.
— Секрет Карга раскрыт в Вишве, — с тихим наслаждением произнёс Кави, — паче: в Варте. Наипаче: раскрыт тобою, о достойный Думья.
— Я знал, — сказал достойный Думья, запуская длинные пальцы в рыжую шевелюру, — я знал!.. Когда Отец-пандарин изгонял меня из монастыря — я знал! Я был уверен — величайшее из научных свершений современности, по значимости сравнимое разве что с…
— А хлеба нет ещё? — спросил сударь капитан, дожевав наконец очередной ломоть сырной лепёшки.
— А?.. — произнёс Дурта с интонацией эльфийской княгини, в уплату чалайных долгов принуждаемой замуж за орка.
Кави в очередной раз светло позавидовал способности Немца точным замечанием преломить набирающий излишнюю ажитацию ход беседы. Увы; разум столь могучий, каким наделён Дурта, испытав пусть и единократное, но великое возмущение, способен долгое время питать собственную возбуждённость, не отвлекаясь даже и на много более насущные вопросы.
— И чинду бы ещё, — сказал сударь капитан, — а то у вас тут сплошняком… когда ещё доведётся горячего-то выпить.
— Эээ… чинда больше нет, — сообщил Дурта, заглядывая в тыкву из-под сушёных листьев. — Да и в целом запасы еды… менее всего рассчитывал я на столь удивительных гостей.
— Я могу подстрелить кого-нибудь, — вызвался Кави-младший, зевая, но хватаясь за свой лёгкий лук.
— Сиди уж, — с непонятной иронией хмыкнул сударь капитан, — Купидон ушастый.
— Увы; охотиться в такой близости от Нагары…
— А мы что, так близко? — забеспокоился Немец.
— О да; всего лишь около полутора часов ходьбы.
— Опасно.
— Отнюдь нет, место более чем уединённое — этот берег и вовсе обжит довольно слабо, а уж леса к северу от переправы… Тем более, чтобы приблизиться к столице, необходимо сперва пересечь Нади… сколь помню, наш радушный хозяин пользуется для этой цели одновёсельным бедамом?
— Сегодня в город не пойду, — сказал Дурта, машинально выкладывая на грубый деревянный стол последнюю тонкую стопку сырных лепёшек. — Завтра пойду. И, пожалуй, чернил надо прикупить… поработаю на площади, как обычно.
— В этом нет ни малейшей необходимости, — сказал принц, отстёгивая потайную застёжку на поясе, — гвардецы Содары быстры на расправу, однако тщательный обыск пленников — о, это ниже их достоинства!..
— Городская стража бы не церемонилась, — с хорошо понятной Кави досадой заметил Дурта, рассматривая извлечённый принцем золотой. Эльф подумал, и добавил к нему ещё один.
— Ого! — сказал младший, — Ну вообще!
— Это что, по местным меркам много?
— Я же лесной эльф, сударь капитан, — с улыбкой пояснил принц, — о таком богатстве я не мог и мечтать… да, правду молвить, и не мечтал.
— Знаем мы, о ком ты там мечтал, — пробормотал сударь капитан, но прежде, чем оба эльфа, — юный и молодой, — успели как следует покраснеть, запустил руку в карман и выложил на стол увесистый, круглобокий кожаный мешочек на завязках.
При соприкосновении со столешницей мешочек издал глухой, сытный, чрезвычайно убедительный металлический звук.
