За чистотой городских улиц следили и в Арнорде. Согласно королевскому указу, каждый, кто отрабатывал световой день на уборке мусора, получал возможность бесплатно получить сытный солдатский ужин в любой из казарм городской стражи. Однако, несмотря на огромное количество нищих, желающих получить бесплатный ужин почему-то находилось немного. Видимо, потому, что проблем с едой основная масса 'сирых и убогих' не испытывала.
Район Соколиной горы, по которому двигались наши кареты, как раз и был пристанищем для той категории городского дна, которая зарабатывала себе на жизнь невесть чем. Люди, проживающие в полуразваленных хибарах, воровали, попрошайничали, грабили ночных прохожих и редко доживали до старости. Прогуляться по Грязной Луже и еще паре самых 'широких' улиц района мог позволить себе либо очень хороший рубака, либо человек, решивший покончить с жизнью раз и навсегда. Впрочем, для кортежа из восьми карет, охраняемых тремя десятками вооруженных до зубов воинов местная шелупень особой опасности не представляла. Скорее, наоборот - при появлении нашей кавалькады с улиц мгновенно исчезали все прохожие. А в большинстве окон пропадали отблески света от лучин и свечей. И поэтому кареты двигались в постепенно сгущающейся тьме.
Впрочем, отсутствие освещения меня особо не беспокоило - я перестал смотреть в окна сразу же, как карета свернула с центральной улицы. Во-первых, ничего интересного там увидеть я не надеялся, а во-вторых, 'любоваться окрестностями' мешали спины воинов сотника Ялгона. Практически не слезающих с обеих подножек кареты для того, чтобы пресечь любые мои попытки к бегству. Эх, будь у меня желание сбежать, меня не остановили бы ни эти два здоровяка, ни все охранники покойного принца, вместе взятые. Видимо, так же считал и граф Орман, так как еще на первом привале он довольно долго пытался убедить сотника Ялгона перестать валять дурака: по мнению Бальдра Тиррера, справлять нужду в присутствии десятка арбалетчиков было унизительно. Однако начальник охраны покойного принца оказался упрям до безобразия. И за трое суток пути я успел привыкнуть и к страшно потеющим мечникам на подножках кареты, и к арбалетчикам, чуть ли не помогающим мне придерживать штаны, и к самому Ялгону, вечно шарахающемуся где-нибудь неподалеку.
А вот к мыслям о своем будущем привыкнуть не удавалось. В основном из-за действующей на нервы перспективы обзавестись каким-нибудь позорным прозвищем вроде Убийцы принца или Клятвопреступника: мысль о том, что меня могут называть именно так, приводила меня в бешенство. Поэтому я то и дело мысленно возвращался к тому вечеру в 'Четырех комнатах', пытаясь понять, мог ли я поступить по-другому. Как ни странно, каждый раз получалось, что нет! Ведь, даже знай я заранее, что парень с безумными глазами и в колете без герба - один из сыновей короля Вильфорда, я бы все равно его убил! Ибо, согласно Уложению, у человека, посягнувшего на честь неопоясанной дворянки, нет права на жизнь. И возможностей умереть всего две. От меча того, кто застал его на месте преступления и на виселице после суда.
Нет, меня совершенно не беспокоили те чувства, которые мог испытывать принц, стоя на табуретке и ощущая, как палач затягивает на его шее петлю. Он выбрал себе будущее тогда, когда решил принудить к сожительству баронессу Фиолу Церин. Зато его отец, король Вильфорд, ничего не выбирал. Стоило мне представить, что ему пришлось бы лично отправить сына на виселицу, и наблюдать за тем, как тот умирает самым позорным для дворянина образом, болтаясь на виселице, как в голове рождалась парадоксальная мысль. Что мой удар в горло его высочеству явился чем-то вроде удара милосердия . Для его отца. А для меня - стал чем-то вроде удара топором палача, отрубающим надежду на достойное будущее.
'Не знаю, как король, а я, наверное, не смог бы изо дня в день видеть лицо того, кто убил моего сына. Даже зная, что мой сын действительно заслуживает смерти. Значит, как только мои действия будут признаны правомерными, меня сошлют в какой-нибудь дальний гарнизон и постараются обо мне не вспоминать. Так что дожить до момента, когда народ забудет мое имя, мне, скорее всего, уже не удастся. Так как имя убийцы принца останется в веках...' - горько думал я, поглядывая на спины стоящих на подножках воинов... - 'Да... Не лучшая доля для Утерса...'
Отвлечься от мыслей мне удалось только тогда, когда карета, наконец, остановилась, и за ее стенками раздался страшно довольный голос сотника Ялгона:
- Прибыли... Схожу, пообщаюсь с начальником тюрьмы...
Слегка раздвинув занавески, я выглянул в окошко и с трудом удержал рвущийся наружу вздох: высоченное здание, рядом с которым остановилась карета, было зданием королевской тюрьмы. Прозванной в народе Последним Приютом. Видимо, из-за того, что большинство ее узников покидали ее стены только для того, чтобы пройти под конвоем до площади Справедливости. И закончить свою жизнь на виселице или под топором палача.
'Странно...' - ожидая, пока скрывшийся за массивными воротами сотник вернется обратно, думал я. - 'По логике, в Последний Приют должны были привезти принца Ротиза, а не меня. Однако он - мертв, а я жду, пока меня проводят в тюремную камеру. Как там сказал Томас Ромерс? 'Судьба любит ваш род'? Как мне кажется, любовью пока не пахнет...'
Да, пахло в Приюте чем угодно, кроме любви. Не успев сделать и пары шагов по спускающейся в подземелье лестнице, я чуть не задохнулся от дикой смеси из запахов крови, нечистот, гноящихся ран и протухшей еды. Однако улыбаться не перестал: доставлять удовольствие сотнику, не отрывающему от меня взгляда, в мои планы не входило.
- Ну, и как вам тут нравится, ваша светлость? - пробормотал он через какое-то время, устав дожидаться негативных эмоций.
- Тюрьма как тюрьма... - спокойно ответил я. - Желание подняться над законом часто заканчивается падением. Павшим комфорт не нужен...
- Да, чем выше влез, тем больнее падать... - усмехнулся он. - Знаете, а ведь даже тут люди умудряются наслаждаться жизнью. Вернее, не жизнью, а каждым ее мгновением, оставшимся до казни. Как вы считаете, стоит?
- Безусловно... - кивнул я. И холодно добавил: - Вам ли не знать-то? Ведь вы, по сути, всю дорогу до Арнорда тоже должны были наслаждаться. Каждой сказанной фразой. Тем, как слова срываются с вашего языка. Его прикосновениями к зубам, небу и деснам...
- Это почему? - нахмурился Ялгон.
- У вас проблемы с памятью, сотник? - ехидно поинтересовался идущий следом за мной Томас Ромерс. - Так я напомню. Причем с большим удовольствием! Эдак три дня назад мой сюзерен обещал отрезать вам язык. Сразу после того, как его признают невиновным. Слово Утерсов - тверже стали. Так что наслаждайтесь, пока у вас есть такая возможность...
