Диант покосился на большую птицу у него на плече, безотрывно на него глядящую, тогда как сам мужчина смотрел чуть в сторону. Присутствие птицы, как и жесткий мех под пальцами, успокаивало. Принц все же протянул руку, и незнакомец бережно принял его ладонь в свою.
— Прислушайся, — снова попросил Дамир.
Попросил! И Диант подчинился. Его словно окутало мягким теплым светом, смывая усталость и боль, словно неодолимый барьер встал между ним и отторгающим его миром, обещая защиту ото всех бурь, словно в этой руке сейчас лежало его разбитое сердце, и все осколочки вдруг встали на свое место, трещины растворились, и в него вливалась новая жизнь.
Дамир отнял от виска ладонь Дианта, которую прижимал, и признал с улыбкой:
— Да, я такой же… Пойдешь со мной?
Такой же… Диант судорожно перевел дух. Он не только ощутил нечто общее, но и различал теперь вокруг чародея переливающееся свечение. Вот это силища! Когда он гневается, наверно горы дрожат и рушатся, куда там стекла с витражами! Такого запереть не получится, а Бруно всяких, как тараканов передавит, не заметив… Губы принца растянулись в улыбке, и он поднялся, цепко хватаясь за руку старшего собрата, но не смог сделать и пары шагов. Дамир едва успел подхватить потерявшего сознание мальчика.
У Дамира впервые в жизни тряслись руки. Если б не знал, кого встретил, просто наткнулся бы в необъятной Великой Степи — подумал бы, что имеет дело с «потеряшкой», зверьем взрощеным. Сходство было почти полным с тем, о чем он читал и слышал: принц Диант, конечно на четвереньках не передвигался, но, похоже, это волки его приручили, а не он их. Реагировал мальчишка тоже не на смысл слов, а на интонации речи, жесты. Пришлось и вести себя как с животным: никаких прямых взглядов — угроза (хорошо, что с этим специально стараться не надо!), никаких резких движений, улыбка лучше сдержанная, без демонстрации зубов, и тон — мягкий, но оставляющий контроль за собой и подчеркивающий превосходство.
И ненавязчивая ласка. Это потом можно тигра и за ухом чесать, а домашнего кота в узел скручивать, и он мурчать будет. Сначала — надо убедить, что ты сильнее, но это только к лучшему.
Для начала Дамир сделал то единственное, что мог: буквально насильно вливал в мальчика свои силы: вот уж чего у него оказалось не меряно. Пожалуй, может, и стоило сказать спасибо покойнице Ровене: после общения с нею, балансирования на одной последней ниточке, чего к счастью мозг осознать не смог, но запомнил, темной пелены, опустившейся перед глазами, лишь иногда пронизываемой красками и нечеткими образами, — мир магии стал для него почему-то столь же естественен, как и дыхание. И сейчас Диант просто купался в пронизывающих его лучах силы, впитывая ее всем существом. Никогда еще ему не было так хорошо и спокойно, и когда это чудесное ощущение прерывалось, казалось, что страх и боль одиночества возвращались с удвоенной силой. Тогда Диант снова тянулся разумом вокруг, что бы почувствовать хоть чье-нибудь теплое присутствие.
Сначала за отрядом трусила только волчица, но постепенно собралась вся стая. Волки осмелели настолько, что бежали чуть ли не у самых копыт, не обращая внимания на попытки их отогнать: лошади бесились, а орки изумленно косились на мальчишку на руках у Белого ворона. Видя такое дело, Дамир не стал везти его в само стойбище, попросив, чтоб им поставили шатер невдалеке, который стая немедленно окружила, подпуская только его.
Диант всю дорогу провел в полузабытьи, что не удивительно. Одни ноги чего стоили! Дамиру едва удалось снять с него туфли, а когда снял — дар речи потерял: они были стерты до живого мяса, местами до кости, — как еще шел… Неужели даже боли не чувствовал? Да, мальчишка явно не в себе!
К сожалению, мастер Фейт был прав: ни одному черному исцелять не дано. Со всей его силой Дамир не мог сейчас избавить Дианта от далеко не приятных последствий его путешествия, и пришлось обойтись самыми обычными способами. Вызывать сюда Лизеллу он медлил: прежде стоило хоть немного привести мальчишку в чувство и разобраться в ситуации.
Сказать по правде, как-то совсем не хотелось возвращать принца отцу: это ж надо довести парня до такого состояния, что он предпочел дикую стаю родному дому! Били его там что ли, издевались как-нибудь извращенно? Врядли, король все-таки любит сына… Дамир уже не знал, что и думать. У него в жизни тоже всякое бывало, но до безумия, слава всем Силам, не доходило…
— Что у тебя стряслось? — раздался рядом хорошо знакомый голос, и высокая фигура шагнула к костру, — У меня голова целый день гудит, Ингер в слезах… Так тебя еще и не найти!
— Мастер! — Дамир улыбнулся с облегчением, но несколько смущенно, — Простите, забылся, наверное, немного…
За крепким рукопожатием, последовали такие же крепкие объятия.
— Рассказывай, — распорядился Дамон, усаживаясь рядом, — извини, раньше не мог…
— Ничего, не маленький, — засмеялся Дамир.
— Да уж, ты у нас теперь светило дипломатии! Вся Степь его слушает, со Светлым Советом запросто, — поддразнил его наставник, не пытаясь и не считая нужным скрывать законную гордость.
— В этом все и дело, — поморщился Дамир и кивнул в сторону шатра, — Посмотрите сами.
Он надеялся, что раз мастер здесь, то подскажет, что делать и поможет — опыта у него всяко больше… Но против ожидания, стая не подпустила и его. Даже когда маг снял уже привычную защиту, мальчишка непримиримо сверкал на него глазами, забившись подальше. Дамиру пришлось его держать и снова проецировать свое поле, только тогда Диант позволил прикоснуться к себе изысканному господину, непонятно как оказавшемуся в орочьем стане.
Дамон не стал растягивать осмотр, вернувшись к костру, долго молчал.
— Возможно, еще удастся его вернуть… — наконец проговорил он, — Тебя он подпускает… как видишь, дело не в Силе и не в цвете…
Дамир тяжело вздохнул. Если бы можно было наплевать на договор, и оставить Дианта у себя, вдвоем они с мастером может и справились бы, не говоря уж о том, что ему совершенно не хотелось круто менять свою жизнь и перебираться в так называемый цивилизованный мир.
— Лизелла ничего Совету не скажет…
— Лизелла? — маг приподнял бровь.
Дамир делано небрежно пожал плечами.
— Значит, Лизелла. Которая ничего не скажет, если ты попросишь, — Дамон от души забавлялся замешательством сына.
— Ну… ради Дианта… — замялся молодой человек под лукавой улыбкой наставника, и поспешил вернуться к главной теме, — Но король: не представляю, что он сделает!
— Да, как видно, любовь иногда бывает более тяжким бременем, чем ненависть, — задумчиво заметил Дамон.
