Никола в ответ буравила его глазами чуть меньше минуты, затем, очевидно вспомнив, что должна быть где-то с кем-то не столь странно-пугающим, сорвалась с места.
Джаред посмотрел на Кэми.
— Каждый здесь готов либо принять меня с распростертыми объятьями, либо съездить по морде.
— Что, вероятно, говорит о том, что в твоей индивидуальности присутствует нечто волнующее, — сказала Кэми. — Но что?
Она повернулась к нему, и он чуть ли не ввалился в пустой класс. Кэми последовала за ним внутрь. Кабинет, уставленный партами и стульями, расставленными вкривь и вкось, был залит послеполуденным светом, струившимся из окон. Джаред застыл на месте, выглядя слегка безумным и совершенно неуместным в ее жизни. Ей хотелось мысленно потянуться к нему и получить утешение в этой невозможной ситуации.
— Эш прав, — сказала она. Она заметила, как он вздрогнул, и почувствовала, как и ее пронзила острая боль, а также, ужас и бессмысленность: она не могла перестать чувствовать то, что чувствовал он. — Я не знаю, что случилось, но я должна знать. Джаред… Джаред, я на твоей стороне. Верь в это.
Горящие, бледные глаза Джареда были сфокусированы на ней. Какое-то мгновение она не знала, как он отреагирует.
«Да», — откликнулся он у нее в разуме.
— Мне просто нужно знать правду, — сказал Кэми. — Самое худшее, что случилось в моей жизни, это смерть моей бабушки, когда я была в крикетном лагере. И ты это знаешь. Я рассказывала тебе об этом. Ты же не рассказывал мне об этом. Я знаю, что ты ненавидел своего отца, и знаю, что позапрошлое лето было ужасным, что ты не был со своими родителями. Я знаю, что твой отец умер. Расскажи мне, как он умер.
Джаред посмотрел на нее еще секунду, затем провел рукой по волосам и отвернулся. Контур его челюсти был жесток, шрам на щеке натянулся.
— Мой отец ненавидел нас, — сказал он. — Меня и маму. Он все время нас ненавидел. Он не все время пил, но довольно часто. Позапрошлым летом он оставил мне этот шрам, и я сбежал.
В его голосе не было никаких эмоций, голая ясность, словно плоть, содранная с высохшей кости, но Кэми знала, каково ему пришлось.
— Несколько месяцев я спал на улице, а осенью заболел, и в то же время я думал о маме, и о том, что она всегда болела. Думал о том, как бросил ее одну.
— Ты вернулся ради нее, — сказала Кэми.
Джаред скривил рот.
— Вернулся, — сказал он. — Было поздно, и он был пьян. Он не пустил меня на порог. Мы подрались с ним в коридоре, он орал и она кричала, и он… он упал с лестницы. Свернул шею.
— По словам Эша его кто-то толкнул. — Кэми не стала добавлять — «прямо, как меня».
— Когда приехала полиция, мама сказала, что я его толкнул. Она удостоверилась, чтобы меня увели в наручниках. — Джаред снова взглянул на Кэми. Его взгляд был дерзким, почти вызывающим, как будто он был готов, что она не поверит ему. Как будто он ожидал, что она не поверит ему. — В нашем доме была установлена скрытая камера, и на ней зафиксировалось, что я находился недостаточно близко, чтобы столкнуть его. Я довольно сильно его ненавидел, чтобы убить, но я его не убивал.
Кэми вдруг поняла, как это, ощущать такую ненависть, с ее холодной абсолютностью.
— Я тебе верю, — сказала она.
Его мать предала его. Он вернулся ради нее, а она отправила его за решетку. Кэми разговаривала с ним, когда он потянулся к ней, одинокий, в отчаянии, хотя, она даже не поняла, что говорит с ним. Он точно так же разговаривал с ней, когда умерла ее бабушка. Хотя его трагедия была иной. В смерти ее бабушки не было ничего необычного, старой женщине просто стало плохо, и, тем не менее, это было кошмаром. И она подразумевала именно это, когда сказала, что на его стороне.
— Эш не настроит меня против тебя, — сказала ему Кэми. — Ты можешь мне доверять.
Между ними вспыхнуло тепло, словно загорелась вспышка.
— Пойдем, Глэсс, — сказал Джаред. — Я доставлю тебя домой.
Кэми не сказала ему ничего, кроме правды. Она действительно верила ему. Она верила, что он ненавидел своего отца достаточно, чтобы убить его. И она знала, чувствуя стену в его разуме, что он что-то скрывает.
Глава 11
РЕКА С ПРИВИДЕНИЯМИ
Они заскочили к шкафчику Джареда, чтобы он забрал свою куртку.
— Кожаная куртка, — сказала Кэми, на что Джаред пожал плечами. — Ты не сильно стараешься изображать клише плохого парня?
— Нее, — ответил Джаред. — Ты думаешь о черной коже, вот она для плохих парней. Все дело в цвете. Ты бы не считала меня плохим, если бы я носил розовую кожаную куртку.
— Воистину, — сказала Кэми. — Даже и не знаю, что бы я о тебе подумала. Итак, что же значит коричневая кожа?
— Я весь из себя мужественный, — пояснил Джаред. — Может, даже местами брутальный.
— Это всего лишь часть дохлой коровы, не проси ее творить чудеса.
Джаред засмеялся:
— Пойдем, я захватил запасной шлем для тебя, — сказал он, снова сунув руку в шкафчик.
Пока он говорил, она потянулась к нему в сознании, и почувствовала удовольствие, которое он испытывает на своем мотоцикле. Она могла практически попробовать на вкус возбуждение, скорость и опасность.
— Аха-ха, — сказала Кэми. — Нет. Ты захватил его для кого-то другого, кто не знает, что ты падал с мотоцикла пятьдесят восемь раз!
— С технической точки зрения, я был виноват только пятьдесят один раз.
— С технической точки зрения, ты гоняешь, как бешеная курица, угнавшая трактор.
— Как адская летучая мышь, — сказал Джаред. — Хорошо звучит, опасно и круто. Задумайся.
— И не подумаю. Мне нравятся мои мозги такими, какие есть, а не небрежно разбросанными и размазанными по дороге. И, кстати говоря, о клише плохого парня, мотоцикл, серьезно?
— И снова повторю: брутальный, — сказал ей Джаред. — Мужественный.
— Я частенько вижу Холли на мотоцикле, — сказала печально Кэми. — Когда она останавливается на светофоре, то иногда начинает так мужественно красить губы блеском. Я не сяду на мотоцикл.
Джаред пожал плечами:
— Ладно. Я провожу тебя домой. — Он закрыл дверку шкафчика, развернулся и пошел вниз по коридору.
Кэми почувствовала себя обязанной подчеркнуть:
— Ты не можешь вечно таскаться за мной.
Джаред нахмурился:
— Ты не… ты против?
— Я имею в виду, что ты не можешь, — объяснила Кэми. — Ты же знаешь, что было, когда Анджела переехала в наш городок? И ты же знаешь, как девочки в таком возрасте, словно срастаются, как сиамские близнецы, и хотят делать абсолютно все то же самое, что делает их самая-лучшая-в-мире-подруга? Ты помнишь, сколько этот период длился у нас с Анджелой?
