Над головой у мальчиков пробежала быстрая дробь шажков, за ней что-то зашаркало. Кухарка возвращалась не одна.
Через несколько секунд дверца углового буфета вновь распахнулась, и вслед за кухаркой в комнату вошла женщина в бесформенном черном платье. Голова ее была окутана темной шалью, лица почти не видно, да и шла она, понурив голову, точно что-то искала на полу.
– Садитесь, Дороти, милочка. – Кухарка придвинула стул поближе к Габриэлю. – Знакомьтесь, это Габриэль, и он у нас, кажется, никак не может расстаться с вашей перчаткой.
Дороти нагнулась над беспомощной рукой Габриэля, потом вдруг обернулась к Чарли. Шаль упала ей на плечи, показалось бледное лицо с серыми глазами, обведенными темными кругами. Волосы у миссис Блур были совсем седые.
– А это кто? – едва слышно спросила она.
– Чарли Бон, очень приятно, – поспешно сказал Чарли, тоже стараясь говорить негромко.
– Да? – отозвался голосок миссис Блур. – Так ты и есть Чарли. Я знаю… я знала…
Миссис Блур забыла, что хотела сказать, и вновь переключила свое внимание на Габриэля.
– Бедняжка, ты ведь играешь на фортепиано! Мне нравится тебя слушать. Я сделаю для тебя все возможное, но видишь, у меня действует только одна рука. Над другой тяготеет заклятие. А с руки оно переходит и на полотенца, и на перчатки, так что приходится его все время смывать, а оно не смывается. Нет, не смывается…
Мальчики ахнули от ужаса.
– Кто его на вас наложил? – не выдержал Чарли.
Вместо ответа миссис Блур испуганно замотала головой. Правой рукой она принялась медленно, осторожно стаскивать с Габриэля перчатку. Чарли, затаив дыхание, не сводил с нее глаз. Вот уже показались пальцы. Последний рывок – и перчатка наконец сошла.
– Уф! – выдохнул Габриэль и затряс освобожденной рукой. – Сразу легче стало. Правда! Спасибо вам!
– Я очень рада, – едва слышно отозвалась миссис Блур, а потом по настоятельной просьбе Габриэля поведала мальчикам свою историю.
Дороти де Вер с юных лет проявила себя как талантливая скрипачка. Вскоре после того, как она получила крупное наследство от тетушки, за ней стал ухаживать доктор Гарольд Блур. Через год они поженились, и Дороти перевела часть своего состояния на имя мужа. Тогда-то и начались ее неприятности. Сын Дороти, Манфред, возненавидел музыку как таковую. Стоило ей взяться за скрипку, как он поднимал крик. Поэтому вскоре Дороти отваживалась играть только в комнате, где ее никто не слышал. К тому же старик Иезекииль Блур осаждал ее требованиями перевести на Блуров все состояние целиком. Дороти отказалась. По совету отца она поместила деньги на секретный счет в швейцарском банке и не собиралась никому их уступать, тем более что в мрачной академии она чувствовала себя глубоко несчастной и вынашивала планы бегства.
– Блуры вытворяли с людьми такие ужасы, что я просто не могла больше этого выносить. И вот настал тот день, ненастный, ветреный день… – Еле слышный голос миссис Блур делался все тише, затем умолк, и остаток истории мальчикам рассказала кухарка.
Итак, в тот день поднялась ужасная буря, и Дороти, надеясь, что из-за непогоды отъезда ее никто не заметит, начала поспешно складывать вещи. Она уже собралась в путь, как вдруг к ней в комнату заявился Манфред.
– Никуда ты не поедешь, – закричал он. – Мы тебя не пустим! Пока не отдашь деньги, никуда не пустим!
Дороти была тверда и вновь ответила отказом. Сын пригрозил, что запрет ее в комнате. Дороти пыталась воспрепятствовать этому, и тогда Манфред хлопнул дверью и сломал пальцы, которыми она цеплялась за косяк.
Голова миссис Блур опустилась еще ниже. Она дрожала как осиновый лист.
– Расскажите им все, – прошелестела она. – Чарли Бон должен все знать.
– От боли бедняжка упала в обморок, – продолжала кухарка, – а очнулась в своей постели, и рядом сидел старик Иезекииль. Он прикладывал к ее больной руке примочку, пропитанную одной из тех ядовитых микстур, которые в изобилии составлял, – чтобы пальцы подольше не заживали. Старик глумливо сообщил Дороти, что на скрипке ей больше не играть. И что академию она не покинет до самой смерти. Блуры решили изобразить, что она умерла, поэтому ей было велено немедленно отдать им деньги.
– Но я этого не сделала, – прошептала Дороти. – Так и не сделала…
Наступила тяжелая пауза. Габриэль вздохнул, а Чарли, как будто очнувшись ото сна, вспомнил, что им надо вернуться в спальню, по возможности опередив Билли.
– Нам пора, – поспешно сказал он. – А скажите, – обратился он к кухарке, – где… ну, вы знаете, о ком я?
– Спит, – отвечала кухарка.
Чарли завертел головой, но ни постели, ни Генри не увидел. Кухарка рассмеялась.
– Это не единственная моя комната, – объяснила она. – У меня еще есть прелестная ванная и ватерклозет, но обзорную экскурсию мы отложим на потом, до лучших времен. Ну, мальчики, бегом марш!
– Ой, так я же завтра еду домой, – спохватился Чарли. – Как же я вытащу Генри?
– Получается, что никак не вытащишь, но это даже и к лучшему, – успокоила его кухарка. – Согласись, Генри вовсе ни к чему попадаться на глаза сестрицам Юбим. А я пока как следует подумаю, как с ним быть дальше.
«Ого, сколько она всего знает про мою семейку!» – поразился Чарли.
Мальчики стали прощаться с хозяйкой и ее печальной гостьей. Прежде чем уходить, Габриэль вдруг отвесил миссис Блур учтивый поклон и бережно поцеловал ей руку – ту самую, искалеченную. «Во дает! – подумал Чарли. – Удивительный он все-таки тип». Но миссис Блур просияла – впервые за все это время, – и лицо у нее сразу сделалось на десять лет моложе, а на щеках возникли ямочки.
Чарли повернулся к кухарке.
– Я вот хотел спросить насчет фонарика, – решился мальчик. – Он ведь волшебный? Высвечивает всякое такое, чего я раньше не замечал.
– Волшебный не только фонарик, но и ты сам, Чарли, – непонятно ответила кухарка. – То ли еще будет, дружок.
По дороге в спальню Габриэль поинтересовался:
– Что за таинственный Генри?
Чарли вкратце открыл ему тайну Времяворота; он твердо знал, что Габриэлю можно довериться. Тот был поражен историей о госте из прошлого.
Путь до спальни обошелся без приключений, более того, им повезло: они на несколько минут опередили Билли Грифа, возвращавшегося со своей подозрительной ночной прогулки.
Наутро Габриэль вручил Чарли клочок бумаги:
– Мой адрес. Не забудь, мы идем к Танкреду, в «Громовой дом».
Чарли предложил Фиделио присоединиться.
– Шторм-стрит, Вершины, – прочитал тот адрес. – И как мы туда доберемся?
– Что-нибудь придумаем.
Остаток дня Чарли ломал голову, как же связаться с Генри до выходных. Манфред дважды перехватывал его на подступах к кухне и на второй раз пригрозил, что оставит после уроков, и Чарли, который был готов пойти даже на это, вовремя сообразил, что Генри в надежном убежище под защитой кухарки, а вот Танкреда надо срочно вернуть. Дело в том, что его отсутствие влияло на особо одаренных престранным образом: они четко разделились на два лагеря, и самому Чарли, Лизандру, Габриэлю и даже Эмме Толли было не по себе, словно совсем рядом – там, где в Королевской комнате пустовал стул Танкреда, – разверзлась пропасть и из нее тянуло холодом и ужасом. Все они утратили аппетит и едва соображали. Эмма и та жаловалась на скверное самочувствие. А вот Манфред, Зелда и даже Билли Гриф, напротив, прямо-таки лучились здоровьем, бойко делали уроки и ели за обе щеки.
