Четыре года, проведенные вблизи Злых Земель, не были легкими. На засушливой, бедной растительностью земле еды не хватало ни скоту, ни людям. Дингхор правил племенем твердой рукой, стараясь, чтобы все, будь то добытое охотой мясо или овечья шерсть для изготовления шатров и одежды, делилось поровну. Не все вожди аггаров обладали подобной мудростью. Многих голод и лишения толкали на путь разбоя. Не раз и не два племя переживало набеги. В жестокой стычке погиб сын Дингхора, сам Дингхор был тяжело ранен, и только искусство Аррэтан -- Кар так старался помочь, что девушке пришлось выгнать его вон -- спасло жизнь вождя.
Разделив с племенем еду и кров, вместе проливая кровь и оплакивая друзей, Кар стал одним из них. Молчаливей и нелюдимее прочих, но друзья с готовностью прощали его: нрав у каждого свой, а случись беда -- Кар первым придет на помощь. Никто словно и не помнил, да он и сам порой забывал, откуда пришел. Прошлое виделось как сквозь дымовую завесу. С каждым годом завеса густела, а разгонять ее не было ни желания, ни времени -- хватало других забот.
Он вырос и раздался в плечах. От юношеской неловкости не осталось и следа, движения стали уверенны и неспешны. Меч сросся с его рукой, большой аггарский лук бил без промаха, и метательный нож всегда находил свою цель. В угрюмом, заросшем черной бородой смуглокожем воине едва ли кто-то узнал бы теперь наивного и мечтательного брата-принца.
Последней осенью вблизи Злых Земель Кару сравнялось девятнадцать. А весной племя Круглого Озера, как и многие другие племена аггаров, вернулось домой.
Здесь любая работа спорится быстрей, люди не скрывают улыбок, оголодавший скот вдоволь ест сочную траву, и торчащие ребра понемногу обрастают слоем жира. Ночами селение будят, взлаивая и огрызаясь, собачьи свадьбы. Но люди, против обыкновения, не выскакивают с хворостиной -- не только для собак наступила пора любви.
Месяц дважды умер и родился вновь, и никто не видел даже следа присутствия императорских солдат. Радость и облегчение аггаров так велики, что едва ли кто заметил, как помрачнел Кар.
Хлопоты обустройства прошли мимо, как неясный сон, а ночные кошмары и тянущее беспокойство днем все реальней, все больнее. Спору нет, здесь хорошо. Кар и забыл, каким вкусным бывает воздух, не отравленный близостью проклятой земли, как радостно звенят по весне ручьи; забыл, как ярко зеленеет на солнце молодая трава, как вкусна свежепойманная рыба, когда жаришь ее, посыпая солью, на углях, как пахнет мясо молодого зайца, как обжигающе струится по жилам кровь, когда загоняешь быстрого, полного жизни оленя... Но перечеркивая все, мешая дышать, рядом, так близко, что почти слышишь стук ее сердца, Империя. Эриан, некогда звавшийся братом. Верховный жрец, наместник Бога на земле, предатель и убийца. Мама... Если ей сохранили жизнь. И все, что казалось полузабытым, скрытым под толщей новых забот, воскресает, чтобы являться во снах и наяву.
Его угрюмому молчанию не удивлялись, привыкли. Разве что Дингхор, умеющий читать в душах, обратил внимание, но Кар теперь избегал бесед с вождем. Потому что не одни воспоминания заставляли его метаться, как лихорадке, хватаясь за любое дело, лишь бы занять воспаленные мысли. Но признаться в том Дингхору нельзя никак. С любой бедой, с любым вопросом Кар без колебаний пришел бы к вождю. Но не теперь. Не с этим.
Селение оживало, наполнялось деловитой жизнью. Вокруг зазвучали голоса. Стайка детей -- ни одного младше четырех лет, -- кто в короткой рубашонке, кто вовсе голышом, промчалась к озеру. Оттуда донесся радостный визг: кто-то решился, разбивая тонкий лед, попробовать воду.
Кар встряхнулся, усилием прогоняя с души тяжесть. Прихватив топор, прошел омытой солнцем улицей туда, где за последними домами были сложены распиленные на чурбаки осиновые и березовые стволы. Пес бежал рядом. Останавливался обнюхать столбик шатра, колесо повозки или забытую чьим-то ребенком грубую куклу и снова догонял человека. Только у самой околицы вдруг кинулся в сторону, как будто вспомнил о незаконченном срочном деле.
Кар потянулся, чувствуя, как расправляются вялые со сна мышцы. Привычно заработал топором -- один-два сильных удара, чтобы появилась трещина, вставить клин, забить его глубже, и вот уже чурбак растопырился, готовясь распасться на два куска. Каждый разрубить на небольшие поленья, сложить их в стороне, и все снова...
Холод отступил сразу. Кар сбросил куртку, вскоре за ней последовала и грубая шерстяная рубашка. Давно решил не вспоминать прежнюю жизнь, но сейчас коротко усмехнулся: видели бы чинные придворные! В потертых штанах из овечьей кожи, голый по пояс, заросший нестриженой бородой -- хорош брат-принц великой Империи! Опять замахал топором.
Солнце жарило уже вовсю, двигаясь к полудню, когда Кар выпрямился, отирая пот со лба. Еще не услышав легких шагов, спиной ощутил чье-то приближение. Обернулся и неслышно застонал.
"Беспомощный щенок. Сколько еще будешь дрожать при каждой встрече?" -- Кар с трудом выдавил приветливую улыбку.
-- Вот ты где, -- Аррэтан кивнула. -- Отец тебя зовет. Налмак утром вернулся.
Дочери вождя исполнилось семнадцать. Скоро наступит день, когда из отцовского дома ее уведет жених. И увел бы еще год назад, но вблизи Злых Земель не играют свадеб.
В тех проклятых местах супруги избегают близости, насколько могут, но за четыре года племя все же схоронило немало младенцев. Кар видел пустые глаза несчастных родителей и ненавидел себя. Потому что проклятие Злых Земель, отнимавшее детей у родителей, для него было горьким, как дикий лук, счастьем, а возвращение домой -- невыносимой болью.
-- Благополучно? -- с тревогой спросил Кар, потому что Аррэтан смотрела печально.
-- Да, -- но в улыбке девушки скользнула грусть. -- Они у отца.
"Тогда что? Ты не рада возвращению жениха? Или он принес дурные вести?" -- Кар не задал вопроса. Оставив топор, надел рубашку и пошел рядом, подстраиваясь под ее легкие шаги. Как ни старался глядеть в сторону, глаза сами возвращались к ее лицу. Аррэтан, словно чувствуя его жадный взгляд, смотрела вниз, на примятую множеством ног молодую траву.
Как у истинных людей, глаза аггаров разнятся от светло-голубого до темно-синего, но в жилах Аррэтан была и толика колдовской крови. Ее глаза, зеленые, как омытая солнцем листва, казалось, могли светиться в темноте. Резковатые черты лица немного напоминали самого Кара. Длинные волосы, заплетенные в толстую косу, отливали пеплом. Другой мог бы счесть их некрасивыми, но не Кар. Простое платье из некрашеной шерсти, так непохожее на крикливые наряды придворных дам, скрывало формы тела. Но в целом свете не было девушки прекрасней и желанней Аррэтан.
