Очнулся я от боли в губах. Слепень присосался. Было утро. Воняло мертвечиной. Над разодранным телом Витоза летали мухи. Маринка! Я побежал в дом. Ныли щёки, словно их отхлыстали крапивой.
К стене было приколочено выпотрошенное тело Андрюхи. Над его головой кровью были написаны две кривые буквы: Т Ы!
Я? Да пошло ты!
Забежал в нашу комнату. Маринка спала. Ох, как мне хотелось, чтобы она спала! Чёртова тварь! Она спала! Она никогда больше не проснётся… Дрянь! Ты убило её во сне! Маринку! За что? За что! Тварь! Т В А Р Ь!!! А А А А!!!
Я подбежал к шкафу. Безглазый заяц, как ни в чём не бывало, свешивал ноги с верхней полочки. Я разодрал его на мелкие куски. Бросил в мангал и спалил.
Сейчас я сижу на кровати вместе с Маринкой. Дописываю это письмо. Пусть все знают, что произошло. Это был не я. Я не убивал их. Нет! Н Е Т! У меня нет раздвоения личности, доктор. Нет! Я вылечился. Ещё тогда. Вы ведь вылечили меня от бешенства, после укуса ротвейлера! Я здоров! Я не вижу мёртвых людей! Я никогда не убивал! Только адского зайца! Слышите меня? С Л Ы Ш И Т Е?!! Чтобы доказать это, я вскрою себе вены этим кухонным ножом! Ножом! Ха-ха-ха! Видите, как кровь заливает бумагу? Вот она, течёт… В голове кружится… Подул приятный, сладкий ветерок смерти… *дальше не разобрать из-за крови*
Рыжков Александр Октябрь, 2007 год
3
В трамвае было невыносимо тесно. Про духоту и запах потных тел говорить не приходилось. Без них ни один общественный транспорт жарким июльским днём обойтись не в состоянии. Салон трясся от неровностей шпал, дребезжали окна. С каждой остановкой забивалось всё больше пассажиров. Эта живая давка… Леонида прижали лицом к чьей-то мокрой подмышке. Как ни пытайся – не высвободишься. Словно шпроты в консервной банке. Не то, что пошевелиться – вздохнуть почти невозможно. Ничего, осталось совсем недолго терпеть. До следующей остановки.
Леонид пытался пробраться сквозь живую массу пассажиров, но не успел. Дверь закрылась прямо перед его носом. Пришлось проехать лишнюю остановку. Это расстроило, даже разозлило. Но злиться по этому поводу пришлось недолго, ведь подвернулся совсем другой, более значимый. Бабушка в серой косынке с плетёным лукошком в охапку подняла крик. На вид она была безобидней слепого котёнка, но её голосовые связки доказали обратное. Парню не посчастливилось влезть локтем в лукошко, тем самым, раздавив несколько яиц, покоящихся внутри. Чего-чего, а этого он делать уж никак не хотел. В какой-то момент его даже захлестнуло чувство вины. Но извинений женщине было откровенно мало. Её рот выливал на Леонида такие вёдра проклятий, о которых даже думать страшно. А когда разъехалась дверца – плюнула ему на лицо (видимо догадалась, что объект всех её бед собирается сойти с трамвая).
Ладно, слюна – не кислота серная. В кармане носовой платок лежит. Ни разу не использованный. Вот и случай подходящий. Да, неприятно. Да, злость переполняет. Да, опозорился перед всеми пассажирами. Но, в конце концов, кто они такие? Детей с ними не крестить. Что случилось – то случилось. Тут уж ничего не поделаешь.
Трамвай давно уехал. В ещё один садиться и намёка на желание нет. Придётся до нужной остановки пешком идти. Если б не палящее солнце – вообще хорошо бы было. Леониду страшно хотелось пить. Он выстоял очередь к квасной бочке и заказал полулитровый стаканчик. Запустил в карман руку. Волна переживания накатила на берега сознания. Нервно обыскав все карманы, он понял – стянули бумажник в трамвае. Квас был передан более платежеспособному покупателю, а бледный Леонид побрёл прочь.
Ярая злость переплеталась с не менее ярым отчаянием. Один, на отшибе города, оскорблённый, ограбленный, пропитанный жарой как вяленый окорок… Не ходить же по остановкам, милостыню просить на талончик трамвайный? А в прочем… Нет!
Такого с парнем еще никогда не происходило. Немного успокоившись, он посмотрел на часы. Четверть первого. До собеседования оставалось ещё полчаса. Если перестать сетовать на жизнь и продолжить путь – можно успеть. А что, если это судьба испытывает? Перемены всегда сопряжены с трудностями. Не бросать же начатое из-за возникших проблем? Там зарплату обещают в два раза выше. А это главное. Было бы глупо не попробовать.
Ничем не примечательный район. Те же панельные многоэтажки с чёрными кляксами бомбочек на стенах, те же сухокорые акации, ребятня бегает, в войнушки играется, бюст Ленина посреди двора (странно, как это его ещё не снесли или на металлолом не распилили), припаркованные иномарки вперемежку с поеденными коррозией "Жигулями", заполонившие подъездные лавочки пенсионеры, под клёном спит бомж.
Над одним из подъездов дома внутрь двора глядела неприметная вывеска: "Куры, краски". Адрес, название – всё как в объявлении. Ошибки быть не может. Леонида посетило вполне здоровое желание развернуться и пойти домой. Вид обшарпанной входной двери только способствовал этому желанию. Но ради чего тогда, спрашивается, он попёрся в эту глухомань? Да и свойственное любому человеку любопытство дало о себе знать. Рука сама нажала на оплавленную зажигалкой кнопку звонка. Дверь долго не открывали, и только когда Леонид уже собрался уходить, щёлкнул засов.
На пороге стояла девушка в чёрном представительском костюме. Её лицо было бледным и неподвижным, словно вылепленным из воска. Так, по крайней мере, показалось Леониду.
– Вы по какому делу, молодой человек?
– По объявлению. Вот, я распечатал, – парень озадаченно начал рыться по карманам, – Простите, в кошельке лежало… Я…
– На должность торгового представителя?
– Да, кажется.
– Проходите, пожалуйста.
Широкий коридор с освещаемым люминесцентными лампами красным ковром, торчащие из светло-зелёных стен на металлических подставках горшки с комнатными растениями, коричневые двери с золотистыми табличками. "Отдел финансов", "отдел кредитов", "куриный отдел", "разделочный отдел", "красная краска" – читал надписи на табличках Леонид. "А тут не так уж и отталкивающе, как снаружи, – думал он. – Обычный себе офис. Работать можно, если что".
В конце коридора стояла оббитая бежевой кожей дверь. Без какой-либо надписи. Только серебристые заклёпки в кожаных лентах, создававших выпуклые ромбовидные узоры.
– Вам сюда, – пригласила девушка и потянула ручку.
Голубые обои, массивная позолоченная люстра и увенчивающая треногу видеокамера – первое, что бросалось в глаза. За длинным столом сидело пятеро мужчин, одетых в чёрные костюмы вроде того, что был на встречавшей девушке. Четверо издали были похожи друг на друга – тёмноволосые и темноглазые. Пятый значительно отличался. Он был грузного телосложения, с голубыми как сапфиры глазами, с лысиной на голове, которую с лихвой компенсировала густая рыжая борода. Напротив камеры стояло кресло.
