На втором этаже было потише, у лестницы топтался Селезень, приглядывал, чтобы солдатня сюда не совалась.
— Где Торчок? Пусть спустится в зал, ему хозяин ужин для нас даст. Мы с этим парнем потолкуем в вашей комнате.
— А?.. — старик указал взглядом, он тоже узнал Хромого и не понимал, как ему быть.
— Он ко мне, все в порядке.
Из-за двери послышалось курлыканье младенца. Мясник ухмыльнулся, склонив голову — он слушал голос сына.
— Твой? — спросил Хромой.
— Мой, — Мясник покачал головой, черты его лица разгладились, сделались добрей.
— Понимаю.
— Ни Гангмара ты, Хромой, не поймешь, пока своими не обзаведешься, — Мясник подмигнул. — Молокосос ты еще.
И тут Хромой улыбнулся. Здесь не было драконов, и не с кем было сразиться, потому что Мясник тоже улыбался.
— Когда заснет, сможешь поглядеть на него, — пообещал разбойник. — Вылитый я.
* * *
Мясник с Хромым прошли в комнату, где обитали Селезень и Торчок, Гедор жестом пригласил к столу. Оба снова принялись разглядывать друг друга. Конечно, Мясник внешне почти не изменился, перемены произошли с Хромым. Он теперь выглядел как благородный воин. И то, что доспехи были вымазаны и погнуты, лишь добавляло им солидности. Хромой выглядел, как подобает воину, только накануне выигравшему битву. Мясник — тот смотрелся обычным горожанином. Только если приглядеться внимательно, а особенно — если заглянуть ему в глаза, тогда становилось очевидно, что человек он незаурядный.
— Рассказывай, что ли, земляк, — предложил хозяин, — что стряслось, почему ты так вырядился? Милости сопляка графа? Или что-то еще более удивительное, чем графские милости?
— Я принц, меня подменили в детстве, теперь все раскрылось, и я занял подобающее положение, — оттарабанил Хромой, — как по-твоему, сколько раз мне уже приходилось повторять эту фразу?
— Ты по-прежнему шутишь, Хромой.
— На этот раз я серьезен. Кстати, можешь больше не называть меня Хромым, это имя осталось в прошлом. Я — Джейем Геведский.
— Геведский?
— Ну да, сын того самого Карикана из Геведа, о котором ты, разумеется, слыхал много забавного. Понимаешь же, прежде папочка не мог объявиться открыто. Ну а теперь вдруг вздумал представить меня при дворе. Кстати, такая оказия — двор теперь здесь, в Вейвере.
Мясник разглядывал собеседника и не мог понять, насколько тот серьезен. У бандита попросту не имелось подходящего опыта. Он привык к тому, что его все боятся и не осмеливаются шутить. А история, преподнесенная земляком, не могла быть ничем, кроме очень-очень смешной шутки. Мясник не знал, что сказать.
— У меня точно такая же просьба, — наконец промолвил он. — Забудь о Мяснике, теперь я Гедор. Добрый мастер Гедор.
— Добрый? Здорово! Славная шутка.
— Не смешней твоего вида, — отрезал Мясник. — Этот шлем, этот меч, шпоры…
— Это мой меч, — Хромой сделал упор на слове «мой». — На нем достаточно крови, в том числе и моей. Я заплатил хорошую цену за право называть его своим. Многое изменилось, и я изменился, добрый мастер Гедор.
Тут в дверь поскребся Торчок — он принес ужин. Расставляя перед атаманом миски со снедью, парнишка заметил:
— Хозяин говорит, пива не хватит. У него нынче прибыльный денек.
— У меня тоже прибыльный, — Мясник взял кувшин, — Слышишь, Хромой, то есть, как тебя, из Геведа, половина «Золотой бочки» принадлежит мне. Я вложил деньги покойного Тощего в это рискованное предприятие, и нынче риск окупился. Ступай, Торчок. Присматривай там, на лестнице. Пьяные солдаты мне здесь ни к чему.
Когда подручный убрался, Гедор продолжил:
— Вообще, я здесь неплохо обосновался. И этот постоялый двор, и скобяная лавка, и еще там-сям по мелочи, весь этот городишко в моем кармане.
Мяснику словно стало обидно, что он теперь отстает в общественном положении от собеседника, и он оправдывался.
— Неплохо. Я слыхал, этот городок ждет большое будущее. Что-то такое болтали лизоблюды малыша Эрствина.
— Это верно, — Гедор налил вина в кружки, Хромой привычно провел ладонью над своей порцией и поглядел на перстни, — не доверяешь?
— Просто привычка. Так что с городом? Его ждет процветание? Пока что он, прости уж, похож на последнюю дыру.
— Так и есть. Этот город будет богат, а половина его принадлежит мне. Верней, весь этот Вейвер принадлежит мне. Половина — днем, и весь — по ночам.
— Неплохо.
— Лучше, чем ты думаешь. Город уже получил Вернское право. Не то, что наша старушка Ливда. За Ливду?
— За Ливду, чтоб ей сгореть, как говорит мой приятель Лотрик. Видишь ли, я теперь знатный господин, один из тех, вслед кому в Ливде принято плевать. Так что Вернское право не вызывает у меня больших восторгов. Но я рад за тебя. Гангмар ведает, почему, но я рад за тебя, я рад, что ты жив и славно устроился. Веришь?
— Верю.
— Не хотел вспоминать старое, но в той истории с твоим тестем… я ведь ничего не мог сделать. Без меня решилось. Вообще-то, я не хотел.
— У меня было время поразмыслить над тем, что случилось той ночью. Забудем.
— Ну, тогда наливай еще, что ли? Ты хозяин Вейвера, город ждет великое будущее. И в этом городе родился твой сын. Жизнь продолжается!
Гедор снова наполнил кружки.
— За жизнь! Кто бы ни восседал на тронах в Энгре и Ванетинии, какие бы войны ни гремели в Мире, а этот город будет процветать. Это мой город! Выпей… выпей, Джейем, за мой город, за моего сына! За то, что жизнь продолжается!
* * *
Потом они, уже как добрые приятели, отправились поглядеть на младенца. Хромой улыбался счастливой Деле — молодая мама знала, кому обязана своим сиротством, однако не имела представления о том, какую роль сыграл в гибели отца Хромой. Она тоже улыбалась земляку ливдинцу и гордо демонстрировала сопящего малыша. А Джейем Геведский разглядывал красное сморщенное личико и думал, что этот крошечный человечек переменил Мясника сильней, чем меч из стали с красноватым отливом изменил его самого — Хромого. Человек и меч, вот что имеет значение в Мире.
На лестнице зашумели, Хромой разобрал голос Селезня:
— Здесь он, верно, у супружницы сейчас. Потому и надо теперь тревожить. Дитю покой требуется.
— Да как же… Мы ж не своей охотой, мы ж по делу, — бубнил густой низкий голос, — изволь-ка доброго мастера покликать!
— Ты нужен этому городу, — ухмылка Хромого сделалась шире, — добрый мастер Гедор.
— Ступай уж, пока Увин не растревожил маленького Алекиана, — напутствовала мужа Денарелла. — Хромой, зайдешь еще? Расскажешь, как дела у нас в Ливде?
