Эльри вдруг как-то осунулся, вздохнул, и взор его приугас. Спрятал секиру под плащем и махнул рукой:
— А, тролль вас подери, делайте что угодно…
Развернулся и вышел.
Никто не шёлохнулся. Только Эгги крикнул вслед:
— Заячья жопа!
Сидри Плотник влепил ему звонкий подзатыльник.
* * *
Скоро народ узнал, что бродяга нашёл приют у молодого пивовара в Грененхофе. "Чего ещё ждать от сына изгнанника!" — говорили в трактире. А потом пошёл слух, будто пивовар и рубака — мужеложцы. Одни говорили, будто Снорри вместо жены, другие — что Эльри.
Снорри не знал, о чём говорят в городе. Не до того было. Они с Эльри в четыре руки перестраивали усадьбу. Дело спорилось. Эльри был толковым плотником. Днём они на морозе пилили, строгали, вязали, копали, а вечерами Эльри рассказывал о своих приключениях. Снорри слушал, восхищаясь, ужасаясь и сочувствуя. Собственными геройскими похождениями молодой пивовар похвастать не мог, потому рассказывал сказки и легенды, что слышал от матери и бабушки. Эльри слушал чутко, уходя в древние сказания с головой. Он делался неподвижен, его карие глаза словно бы прозревали дальние пространства, а может — он просто думал о чем-то своём…
Была рассказана и сага о Нори Большом Башмаке, чья усадьба-крепость дала имя городу. Этот Нори с родичами сражался против диких цвергов и грэтхенов. Однажды надумал заключить мир с грэтхенами, их тогда немало жило в этих краях. Пригласил их вождя к себе в дом, угощал, побратался с ним, даже ввел в свой род его сына. Чтобы чужаку войти в род, надо вдеть ногу в родовой башмак после отца и других старших — ступить по их следу. Так и было сделано. И больше грэтхены не нападали. Потом вождь грэтхенов пригласил к себе Нори, попросив, однако, не брать ни оружия, ни собаки, ни человека. Тот взял только большой родовой башмак. На пиру на него напали и убили. Перед смертью Нори сказал вису:
Мало проку будет
Сыну от наследья
Следовал гадюке
Преступивший клятву.
Следует наследнику
Накрепко запомнить:
За гадюкой аист
Серый прилетает.
Когда его кровь пролилась в башмак, тот вдруг страшно закричал человеческим голосом. И в тот же миг умер сын короля грэтхенов. А сыны Нории услышали тот крик и устроили нападение на усадьбу, где пал их отец. Многих зарубили, а дом подожгли. Потом отыскали обгоревшие кости Нори.
Ныне Нори и его дивом уцелевший башмак лежат в кургане Норхауг.
Эльри выслушал молча. А потом сказал:
— Верно, этот ваш Норгард — не самое плохое место, чтобы оставить на покой ноющие кости, коль ещё жива тут слава героев…
* * *
Как-то Эльри спросил:
— Скажи, как вышло, что твоего отца отвергли? Что же он свершил? Не думаю, что это был недостойный человек, коль ты его сын!
К его великому удивлению, Снорри лишь беспомощно развел руками.
— Этого я не знаю, — смущенно молвил он. — То случилось ещё до моего рождения, а отец мне так и не сказал. Я не спрашивал. Да и другие Струвинги не скажут. А чужие — тем более: в нашем роду не принято выносить сор…
* * *
В другой раз Эльри полюбопытствовал:
— Что это за штуковина у тебя над камином?
— Какая? — не понял Снорри.
Эльри поднял за цепочку янтарный оберег — хищная птица, что держит в лапках колыбель.
— Эй, не трогай! — воскликнул Снорри. — Положи на место!
Эльри удивленно пожал плечами:
— Да пожалуйста. Не бойся, не украду. Извини…
Снорри смутился:
— Ты извини. Это мне матушка подарила. Перед смертью. Откуда у неё эта вещь — понятия не имею. Всё, что мне от неё осталось…
Эльри посмотрел на свои руки, как на чужие. А потом подошёл к Снорри и молвил торжественно:
— Это величайшее твоё сокровище, пивовар. Величайшее!
Древняя боль была во взоре воителя, и мрачная мудрость, что прорастает из этой боли, точно Мировое Древо. У Снорри перехватило дыхание от страха и восторга. Он боялся гордой тьмы этого взора — и завидовал ему.
Но всё же нашёл силы ответить:
— Я знаю это, Бродяга. Я знаю.
А Эльри вдруг отвернулся и рассмеялся:
— Нет, не знаешь, — сказал он сквозь смех. — Но узнаешь, обязательно узнаешь!
Снорри озадаченно почесал рыжий затылок. И тоже рассмеялся.
Кто мог тогда подумать, что — да, правда, узнает…
* * *
Эльри, очередной раз вернувшись из города, спросил:
— Скажи, друг мой Снорри, а есть ли у тебя супружница?
— Нет, — несколько удивленно отвечал тот. — Однако есть девушка, которую я люблю и желаю назвать невестой. Ныне она у родичей, в Аскенхольме. А что?
— Да так, ничего особого, — ухмыляясь, пожал плечами Эльри. — Просто в городе нас с тобой уже обвенчали. Задорный тут народ, как я погляжу…
Снорри густо покраснел.
— Кто?.. — задыхаясь от стыда и ярости, спросил он. — Кто пустил слух?
— Да вроде этот… Как его… конопатый такой… твой ровесник, кучерявый, в куртке на пёсьем меху. Вечно в трактире сидит…
— Эгги, — недобро улыбаясь, кивнул Снорри. — Эгги Ёкульсон… Ну-ка, где там мой топорик?
— Эй, а зачем тебе… — удивился Эльри.
— Вызову ублюдка на поединок, — со злой радостью перебил Снорри. — Зарублю его на глазах старика Ёкуля, пусть поплачут с жёнушкой, им не повредит!
— Боги, да за что?! — изумился воин.
Снорри странно на него глянул — будто тот вдруг закукарекал или оброс мхом.
— Мало того, — тихо и жёстко проговорил сын Турлога, — что этот недоносок своими сплетнями пятнает мою честь и честь моего рода, мало того, что он позорит доброе имя Норгарда, так он ещё и очерняет моего гостя! Никто не смеет оскорблять гостей Грененхофа!
— Да ты что, друг Снорри! — Эльри широко улыбнулся, подошёл к нему, крепко сжал его плечо. — Ты что, из-за этой глупости?.. Да плюнь! Меня это наоборот повеселило! Не дело придавать значение словам неразумного!
— Как ты можешь говорить об этом так спокойно?
— А что мне волноваться? Умный пёс не лает — он хватает за горло молча. Если б я ввязывался в драку всякий раз… хм… не ходил бы под этим небом…
— Дело твоё, — Снорри отстранился и решительно добавил, — но я всё же проучу выродка. Честь пращуров моих требует этого.
И вышел.
Держа в правой руке плотницкий топор.
Эльри с досадой плюнул.
— Язык мой — враг мой… — пробормотал бродяга. — Я ж просто смеху ради рассказал… Теперь или калекой останется, или врагов наживет. Надобно выручать дуралея, жалко же…
Впрочем, Эльри недооценил молодого хозяина Грененхофа.
* * *
Поздней осенью и ранней зимой, когда уже миновала пора свадеб, но ещё рано готовиться к Йоллю, мужчины народа Двергар либо возвращаются с осенних торгов, либо (чаще) сидят по корчмам. Так было и в Норгарде. В трактире "Под дубом" было дымно и пьяно. Народ заходил и выходил, дверь скрипела, пьяная возня занимала лесорубов. Они двигались как заколдованные, с пустыми глазами, гасили свежей брагой вчерашнее похмелье. Так что на Снорри особо никто не смотрел.
