— Элли, не надо, не надо, милая. Он не будет. Он хороший мальчик. Он твой сын. Он не такой, как они. Элли, он все понимает, не надо. Успокойся. Успокойся, родная, я здесь. Я с тобой.
Ее лицо, сведенное гримасой страдания, постепенно разглаживалось, пена, выступившая в уголках губ, превратилась в тоненькие струйки слюны, стекавшие на подбородок, дыхание выровнялось.
— Синт, он, правда, не будет? Ты обещаешь мне? Он не станет заставлять этого мальчика… — она сглотнула, слова давались ей с трудом. — …Быть с собой.
На Холли она не смотрела. Холли тоже не осмеливался поднять глаза на мать, разглядывал свои руки. На щеке его даже сквозь татуировку был виден след от удара.
— Холли, обещай маме, — тихо сказал Синт, — что ты не будешь давить на Неро. Ты не будешь принуждать его быть с тобой. Все, что она сказала. Немедленно.
— Пусть она тоже.
— Холли?
— Пусть она обещает, что никогда не будет смотреть на меня так. Как будто я ядовитая змея или какое-то отвратительное чудовище. Будто она… — Холли замялся. — …Боится меня.
— Она не тебя. Она за тебя боится, — Синт протянул руку, чтобы успокаивающе похлопать мальчугана по плечу, но тот отодвинулся. — Холли, я тебе потом объясню. И пойми: мама не совсем здорова. Нужно относиться к ней бережно.
— Я не буду смотреть на тебя так, — леди Элли выпростала руку из объятий Синта и осторожно погладила Холли по щеке. — Я обещаю. Во всяком случае, когда я понимаю, что вокруг меня происходит, не буду, — смущенно прибавила она. — А ты обещай, что не будешь мучить Неро. Это очень плохо, Холли, быть не с тем, с кем ты хочешь. Это хуже всего на свете. И если ему нравится Прайди…
— То для начала его вычешу я, — Синт закончил поправлять платье сестры, тыльной стороной руки вытер ей рот и подбородок. — Холли, ты сможешь одновременно отвести маму умыться и поддерживать обезболивание Неро?
Холли кивнул. Ванная находилась прямо напротив тренировочного зала. Несколько десятков и даже сотен метров для блокировки простейшего ощущения в одном человеке не составляли для него проблемы.
— Тогда вперед, — Синт обернулся к склонившемуся над Неро Прайду. — Ты согласен, что я достаточно нейтральная сторона, чтобы обслужить мальчишку во время первого альцедо? Тем более что ты все равно не знаешь, что делать с гноем.
— Почему не я? — Прайд знал ответ на этот вопрос, но он всегда шел до конца.
— Потому что я не хочу, чтобы император оторвал вам всем голову.
Синт плюхнулся на пол возле правого крыла Неро, взялся за рулевые перья, дернул:
— Чувствуешь что-нибудь?
— Нет, ничего.
— Вот и славно. Теперь успокойся, малыш, ты в руках мастера.
* * *
— Синт, твой отец хочет с тобой поговорить, — Хорт неловко бросает трубку через комнату, она долетает едва до середины, но Синт успевает. Хорт извиняющеся улыбается, выходит, тщательно закрывая за собой дверь.
— Отец? — то, что у лорд-канцлера Аккалабата такое лицо, может заметить только сын лорд-канцлера Аккалабата.
— Синт, вчера на дуэли погиб Кориан.
Такое ощущение, что тебе на голову натянули орад и стягивают на шее завязки. Как назло, прямо перед Синтом висит огромное зеркало в вычурной раме. Он разглядывает свое лицо и знает, что у Кориана точно такие же белесые ресницы и брови, светло-серые глаза, волосы цвета умбренского мрамора, тонкие, недовольно поджатые губы… были.
Колоссальным усилием Синт загоняет в самый дальний угол сознания назойливо наплывающие картины. Три белобрысых мальчика в серебристых орадах стоят на кромке кипящего Эль-Зимбера, с опаской заглядывая в глубь водопада… Два десятка мечей — прямых и изогнутых — лежат на полу оружейной комнаты, а те же мальчишки, но уже постарше, сидят между ними на корточках, присматриваясь, выбирая… «Хватит!» — говорит себе Синт. Он уже знает, что последует дальше.
— Синт, мать не сможет родить еще одного ребенка, чтобы он сменил меня на посту лорд-канцлера. Она не в том возрасте. А другая женщина для меня невозможна. Я буду просить императора Хорта, чтобы он разрешил тебе вернуться. Буду умолять, валяться в ногах, если понадобится. Ты нужен мне здесь, на Аккалабате. Ты безумно нужен нам, Синт.
— Он не отпустит.
— Мы пришлем замену. Кого угодно. Двоих, троих… Ему достаточно только сказать.
Синт с ужасом представляет, что именно скажет Хорт лорду Дар-Эсилю, и в животе у него холодеет. «Дорогой лорд-канцлер, я не отпущу Вашего сына и не променяю его на дюжину других даров, потому что… у меня к нему большое и пылкое чувство. И вообще мы спим в одной постели. То, что он не трансформирован, чистая случайность… или научная удача наших генетических лабораторий, такие маленькие красные капсулки… а Элли пьет зеленые». И гримаса отвращения на лице отца, и путь на Аккалабат закрыт навсегда. Навечно. «Я не могу позволить моей любви разрушать мою жизнь», — думает Синт.
— Отец, ты можешь договориться с кем-нибудь, у кого есть корабли и хорошие отношения с Хортуланой? Чтобы корабль в нужное время стоял на космодроме… с открытыми люками и… ну, ты понимаешь.
— Ты не хочешь, чтобы я попробовал решить вопрос дипломатическим путем? — теперь лорд-канцлер выглядит удивленным.
— Я прошу тебя этого не делать, — с нажимом на «прошу». Я спасаю свою шкуру, отец, мелко и подло по отношению к Хорту. Но моя шкура принадлежит не только мне. Аккалабат. Я должен вернуться. Я не предатель. Я — предатель.
— Хорошо. Я договорюсь с королевой Дилайны. Транспорт у вас будет. Ты уверен, что сможешь добраться до космодрома?
— Сможем. Я, Элли, Прайд… (Брови лорд-канцлера на мгновение сходятся к переносице, но он понимает, что без Прайда Синту не выбраться). И Холли.
— Ты уверен, что его нужно брать?
— Он сын Элли, отец. Твой внук. Я не могу бросить его здесь. Ты против?
— Ты совершеннолетний, Синт. Решил — делай. Кстати, ты уверен, что нас никто не слышит?
Ты уверен… ты уверен… ты уверен… Он три раза спросил меня за две минуты. Я уверен в Хорте как в самом себе, отец. И я твердо намерен предать его. Потому что нам это нужно, нам с тобой. Нам и Аккалабату. Поэтому…
— Больше не спрашивай.
— Хорошо. Когда тебе нужен корабль?
— Через неделю. Нашу, хортуланскую.
— Вашу? — хмыкает лорд-канцлер.
— Я не умею пересчитывать, — признается Синт.
— Научишься, — голос у отца теплый, как нагретый осенним солнцем мрамор, как песок хаяросской турнирной арены, политый свежей кровью — настолько теплый, насколько может быть голос лорд-канцлера Аккалабата. — Конец связи.
