- А, а ты действительно восхищаешься им, - заметил Кальвин.
- Именно, Сай Валентайн тот человек, которым не возможно не восхищаться. Но я также должен стать тем единственным, кто может восхищаться им...
- Что ты...? - глаза Кальвина начали распахиваться шире.
- А потому то, что находится в тебе и то, что так важно для его величества - я должен забрать это себе. Чтобы остаться единственным, кто будет рядом с ним, единственно верный ему...
С этими словами рука Мизара с силой ударила Кальвина в грудь, и свет одинокого фонаря за пределами его камеры внезапно приобрел радужный ореол. Слова, сказанные Фон Грассе, должны были быть очень важными. Они должны означать нечто очень важное, но...
"Спи, не беспокойся ни о чем, я позабочусь об этом. Никто, ни один из них не получит тебя. Ведь мы хотим быть свободными. Мы вместе с тобой станем... единственными для НЕГО, единственными для нашего друга, мы... мы сделаем все для нашего друга. Ведь мы... мы никогда не хотели становиться тем орудием, что уничтожит его..."
- Прек.. ра...ти, прекрати!!! - закричал Кальвин. Но ни одного звука не сорвалось с его губ. В тот момент, когда рука Мизара ударила его в грудь, он вспомнил. Кальвин вспомнил все дни, проведенные в той странной лаборатории. И того человека, который приходил туда. Не говоря ни слова, он просто смотрел на него и улыбался. Человек в черном расшитом цветами и бабочками одеянии. Тот человек... он... его... он пришел, чтобы забрать его друга... его единственного друга, он пришел...
'Но я ни за что не отдам его ему!!! Он принадлежит только нам, не так ли...?'
Голос пронзил голову Кальвина, и он упал в океан цветов. Стены камеры исчезли из вида. Вокруг не осталось ничего, кроме цветов... И бабочка, маленькая бабочка с радужными крыльями порхала в небе, спускаясь все ниже и ниже... Эта бабочка была его врагом, была врагом его 'друга'
'Я не позволю тебе забрать то, что дорого мне!!!!' - закричал тот, чьими глазами Кальвин смотрел на небо.
Медленно-медленно зрение возвращалось к нему, а поле цветов растворялось. Опустив взгляд на свою грудь, там, где рука Фон Грассе нанесла удар, он увидел радужно поблескивающий ожог в форме ладони. Не было ни крови, ни боли, ни неудобства. Подняв голову, Кальвин смотрел, как в дальнем конце клетки Мизар пытается подняться на ноги. Сила, что отбросила его от Кальвина, была настолько яростной, что тело Мизара заставило прогнуться прутья решетки. По лбу его стекала тонкая струйка крови. Несмотря на это, на его лице по-прежнему не было никакого выражения, и он улыбался. Да что такое с этим человеком? Он мог легко умереть, любой другой на его месте точно бы умер, получив такой удар. Но он лишь улыбался, словно вдруг узнав нечто, ранее ему неизвестное.
- Ясно, - приложив ладонь ко лбу, некоторое время Мизар зачарованно разглядывал собственную кровь, - теперь мне все ясно. Защита, да? Так просто мне не извлечь это из тебя. Вот оно - совершенное оружие, как бы я хотел увидеть его в действии... - прошептал он. Кальвин подумал, что тот вероятно помутился рассудком.
- Не получилось, да? Наша сделка расторгнута? - рискнул спросить он, пытаясь прикрыть ожог на своей груди обрывками одежды.
- Я попробую снова, когда найду ключ к тебе, - ответил Мизар. - А пока ты останешься здесь. Я не допущу, чтобы что-то подобное тебе попало в руки врага. Я не допущу, - глаза Мизара сверкнули жестоким огнем, - не допущу, чтобы твоя сила обернулась против моего короля. Я не позволю, чтобы ты покинул это место, пока я не смогу извлечь из тебя это оружие.
- Оружие? О чем ты говоришь? - незаинтересованно спросил Кальвин. Ему страшно хотелось спать. Наверное, все же он потерял больше сил, чем предполагал. Голова начала клониться на бок.
- Пока тебе не обязательно знать. Да и потом тоже... - слова Мизара, как и его облик растворились перед глазами Кальвина. Он провалился в сон, глубокий сон, лишенный всяких сновидений.
Часть 2.
Каменные стены этой камеры были ужасно холодными, а сама тюрьма была не тем местом, где заключенные могли провести долгие годы. Система наказаний в Приоре так не действовала. Смерть, ледяная белая смерть приходила за каждым из заключенных очень скоро.
'Плохо дело, мои ноги ничего не чувствуют', - подумал Крис, стараясь не прислоняться к покрытой инеем стене. От холода и истощения нервной системы он едва мог сохранять вертикальное положение. Но даже холод не казался столь значительным, когда он думал о том, что находилось за стеной его камеры. Он чутко прислушивался к каждому шороху за ней, но не мог уловить ничего. Нет, нет, это из-за этого льда и толстых стен. Не может быть, чтобы там уже не осталось никого живого.
'Пусть даже ты ненавидишь меня, но все это я делал лишь для тебя. Убить, умереть самому, украсть, предать - я готов на все ради того, чтобы ты узнала меня. Чтоб ты вновь назвала мое имя. За все эти недели, которые я провел вместе с тобой, Ивоном и Анджи, я потерял бдительность. Я забыл о реальности. Мне казалось, когда ты рядом со мной, живая и теплая, то все осталось в прошлом. Еще немного, и ты вновь станешь прежней - веселой и дерзкой, строгой и отчаянной. Но я ошибся, ничего не изменилось. Неужели я лгал самому себе? Алия...' - ладонь Криса легла на ледяную промерзшую стену, которая разделяла его и сестру. Словно он пытался почувствовать то, что находилось за ней. Но магия здесь была бессильна. Само это место убивало все желания, все силы, скованное вечной мерзлотой, на которой была построена тюрьма, предназначенная для узников Инквизиции. Для тех ее членов, кто нарушил устав этой организации.
- Алия, откликнись, подай мне знак. Я хочу слышать твой голос. Алия!!! - слезы, выступавшие на глазах, Криса тотчас же превращались в ледяные капли, замерзая на щеках. - Холодно, плохо дело, - прошептал он. - Я уже почти не могу двигаться. Мои ноги словно вросли в пол. Даже если бы я мог встать, то вряд ли был способен сделать хоть шаг.
Но следом нечто невероятное произошло. Он ощутил, что воздух в камере изменился. Стало тепло. Откуда такое тепло? - Крис попытался открыть глаза, и своим затуманенным взором он увидел: на месте покрытой инеем двери камеры появилось ярко-красное пятно, словно заходящее солнце расползалось по ней... 'Что это?' - нехотя подумал он.
- Пригнись! - прозвучал голос, знакомый голос, принадлежащий... Ивон? Ярко-красное пятно запульсировало. От него дохнуло невероятным жаром, который тотчас же растопил лед на его ногах и руках... С легким вскриком Крис повалился на пол, когда ослабевшие ноги отказались держать его. И в этот миг мир камеры взорвался ледяными осколками. Руки и ноги Криса оказались в растопленной воде, а следом он услышал шлепанье ног, и чьи-то руки попытались приподнять его.
