Она должна. Иначе здесь и умрет. На этих самых псоглавских шкурах, в тепле и безопасности.
Безопасности, говоришь? Глупая.
Ага.
Соскользнула с постели и чуть не покатилась по полу. Крепкий сон ничего не принес ей кроме новой усталости. Зачем она вообще спала? Лучше отправиться в лес, чем лежать здесь как старый набитый мешок. Еще немного и она доползла до лавки, где вчера оставила горячий горшочек. Ах, да, точно. Лавка все так и стояла, упершись в дверь. А горшочек, стало быть, лежал на боку, а его содержимое наполовину растекалось по полу, впитываясь подгнившими половыми досками. Прекрасно. Где же он, паршивец?
Но горшочка не было. Викта недоуменно осмотрелась по сторонам, думая, что дурной сон продолжается. Пусть уж в углу бы сидел кхамер и ждал, пока она не доест свой завтрак, а потом он сможет, так и быть, сожрать ее. Главное наесться самой. Где чертов горшок?
Вот он, на углях очага. Пустой. Викта чуть не разрыдалась, когда перевернула его, а наружу вывалились лишь пара каких-то ледяных шкварок. Плевать, съела и их, а потом вылезала горшок дочиста, пока не заболел язык. Глупая Жу, даже не помыла посуду за собой. Придется ей.
Есть еще что-то? Плевать, плевать на все. Даже если желудок не выдержит такой большой порции и срыгнет все наружу. Плевать, главное забить его до отказа, до тошноты, до рвоты. И забыть то, что ей все еще предстоит сделать.
Ага. Накормить камень, да, ты правильно поняла, малышка.
Набивая щеки холодной, грубой пищей, Викта чувствовала себя животным, которое не в силах контролировать себя, и пока еда не полезла обратно, нитсири продолжала набивать свой бедный желудок. Еще пару месяцев назад ее бы точно стошнило, но сейчас она была на седьмом небе от счастья.
Не ей ее судить. Не той старой Викте, которая слишком привыкла к теплой постели и к горячему супу.
Пока Викта тут обжирается своей кашей и ползает по углам, выискивая съестное, как полоумное животное, ее драгоценность в этот момент умирает с голоду. Неужели она не хочет дать и ему чуть-чуть пищи?
Смотри.
Вот она лежит в теплой кроватке и сопит розовым носиком. Такая молоденькая, сладенькая и аппетитная девочка, по венам которой плещется теплая кровушка. Давай, съешь ее. Никто и не узнает, что произошло в этом одиноком доме, в этой брошенной деревне, изрядно политой кровью ее жителей. Уж ты точно смолчишь об этом. Расскажешь своему братцу об уродливом, вонючем рок’хи, которого случайно нашла в овраге. Нитсири хлопнула его мечом по голове, чтобы урод не орал так громко, и вся недолга. Хотя если даже она честно признается, что зарезала маленькую девочку, пока та видела свои розовые детские сны, никто ее все равно не осудит. Это же вшивая псоглавка, а она стоит и пускает сопли!
Где же ее мечи?! Вот они торчат в углу, где она их и оставила накануне. Совсем память с голодухи отшибло у глупой нитсири.
Ах, как же кружилась голова… Она обхватила голову и согнулась пополам. Больно-то как…
Ты же сама понимаешь, зачем ты прошлой ночью вырвала эту бесполезную шкурку из лап чудовищ. Не хотела, чтобы еда досталась другому хищнику. Сама же говорила им, чтоб проваливали и не мешали тебе пировать.
Нет, не говорила «пировать». Прости, ты сказала «съесть».
Нет, просто они меня неправильно поняли.
Тогда почему отступили? Ведь «съесть» — то единственное, что они понимают.
Не отнекивайся, ты уже сделала первый шаг, нитсири. Дальше — больше. Дальше тебя ждут реки крови, ведь ты всегда мечтала стать абелью, не так ли? Ха-ха. Зачем же тебе тогда философский камень? Зачем ты пошла в этот лес за химерами? Давила котенка и поила камень его кровушкой? Ты что думала, что достала себе красивый кулончик и все на этом? Только не говори, что не знала, как называют абелей в простонародье. Их второе имя даже больше соответствует сути и философии их жизни. Да, их называют вампирами, кровососами, упырями и кровососущими бестиями. И ты вскоре станешь точно такой же. Высосешь всю кровь еще у сотен таких же маленьких девочек, которые точно так же будут спать в своих вонючих кроватках и лепетать слово «мама» сквозь негу.
А ты будешь лепетать слово «Еще!». Еще. Еще крови невинных! Тебе будет только мало, ты будешь постоянно испытывать голод, страшный голод, который не в силах утолить. Кровь станет твоей пищей на веки вечные.
Голод. Неземной и неутомимый страшный голод, — раздалась в ее ушах страшная мысль, еще утром забытая мысль. Ага, ты правильно поняла, конфетка.
Ты станешь таким же чудовищем, как и те твари, которых ты видела ночью. Как думаешь, почему они ушли и оставили тебя в живых? Все просто — они признали в тебе своего. Сестру по жажде крови.
Наслаждайся, нитсири сладкой детской кровью. Только не заляпайся с голодухи.
…
Камень… Да, все правильно. Накормить его нужно. И немедленно. Викта вынула его и тупо уставилась на него. Вечерняя порция собственной крови пусть и подкрепила его силы, но ненадолго — из мягкого оранжевого он начал снова уходить в унылую желтизну. Ему требовалось еще, собственными силами тут не поможешь. Нужно больше.
Так пойди и возьми, дура! Ведь возьмешь же. Не выдержишь, но тогда будет уже поздно и «джин» внутри умрет, как умер прежний, который был значительно слабее. А этот намного сильнее, его добыл Сарет ценой собственной жизни. Чтобы он сделал на твоем месте? И мгновения бы не задумался — сам запустил бы в шейку псоглавки свои молоденькие, неоперившиеся зубки. Помнишь зубы абель Ро? Помнишь же — длинные, острые, непрестанно мелькающие за ее алыми губами. Полный рот острых зубов. Для чего они, как думаешь?
Викта невольно провела языком по собственным зубкам. Кривым и мелким. А у абель Ро были такие крупные, белые и ровные. Блистательной белизны и красоты. Как и она сама — идеальные черты, грация, быстрота, осанка, высокая грудь и сталь серых глаз. И нечто горело глубоко в пучине зрачков. Этот блеск всегда пугал малышку Викту, когда Ро была недовольна и смотрела на нее, как на нашкодившего котенка, который испортил ковер.
Ага, это отблеск философского камня, который живет внутри каждого абеля. Частью которого была Ро, а камень был частью Ро. Философский камень — залог красоты, силы и власти, которой и ты достойна. Только прекрати пускать сопли и пытаться отсрочить неизбежное.
Только посмотри на нее, она уже одной ногой в могиле. А ночной прыжок? Ты настолько глупая, раз решила, будто бы псоглавка просто ходила пописать? Или она страдает лунатизмом? Нет, глупенькая, Жу специально шла к обрыву. Даже она понимает своим недоразвитым мозгом, что это конец.
Только себя больше травишь, дура. И ее мучаешь ни за что, ни про что. У нее нет будущего. Она только замедлит вас с братом, только съест лишнее. Или ты всерьез думаешь, что сможешь прокормить еще и ребенка рок’хи в зимнем Лесу? Или решила отдать ее другим выродкам по дороге домой? Это уже большая удача — если вам, уставшим, изголодавшимся детям, удастся дотянуть до общины псоглавцев. Лишь Сешнес ведает: не попадете ли вы к ним на вертел как жертва их темным божкам? Голодные рты, да еще и зимой в Дикой Тайге — это такая обуза, а мяса много не бывает. Тем более такого мягкого и сочного… Дура ты дура, малышка Жу обречена стать закуской для своих сородичей! Или для тебя. Выбирай.
Девочнку съедят в любом случае. Но кто первым откусит от нее кусочек? Ты или морозный и голодный Лес, который всегда питался своими детьми?
…
Пока Викта дрожала, раздираемая противоречивыми, камешек еще потускнел. Сеншес, как же быстро! Почему он слабеет так быстро? Она же только вчера поила его. Да, немного, но он не мог ослабеть так скоро! Ее крови ему должно было хватить на пару дней.
Глупенькая нитсири. Даже он устал ждать, когда ты возьмешься за ум. И решил поторопить события. Сколько же еще, в самом деле, у тебя хватит совести морить его голодом? Не надоело? Или ты думаешь, что «джин» не хочет кушать? Все хотят нитсири. И ты, и Жу, и философский камень. Все любят сладко покушать. Так уж сложилась жизнь — выжить можно только сожрав ближнего.
