Она замолчала, и я почувствовал, что ее мысли ушли за барьер, через который я не мог пройти. Ее тело сидело здесь, но глаза смотрели внутрь, она ушла, и я не мог последовать за ней.
Казы беззаботно шли вперед, словно в их мозг были вложены директивы, которым они следовали, как навигатор по карте, с постоянной скоростью. Над нами сияло жаркое солнце. Я стал изучать свое новое тело, к которому пока не вполне привык – наверное, потому, что все еще не мог внутренне поверить в случившееся.
Мы ехали так два дня, останавливаясь на ночлег в укромных уголках. Я начал привыкать к своему телу и нашел, что у него есть некоторые преимущества. Тот, кто путешествует на четырех лапах и смотрит на мир глазами животного, быстро усваивает уроки. Майлин время от времени впадала в состояние обструкции, но в промежутках много рассказывала – то легенды, то о своей скитальческой жизни. Я обратил внимание, что она редко упоминала о своем народе в настоящем времени, а больше говорила о прошлом.
Я задавал ей вопросы, но она легко и ловко избегала ответа. Я пытался поставить ей ловушку, но, думаю, она знала о моих намерениях и ускользала.
На третье утро, когда мы залезли в фургон, она слегка нахмурилась.
– Теперь мы входим в страну деревень и людей. Возможно, нам придется обратиться к мастерству маленького народа.
– Ты имеешь в виду – давать представления?
– Да. Дорога в Долину одна, здесь нет обходных путей. И мы сможем кое-что узнать о тех, кто проходил тут перед нами.
Мысль, что мое тело ехало впереди, приводила меня почти в шоковое состояние. Это ощущение трудно выразить словами. Майлин все время успокаивала меня, утверждая, что те, кто везет это безмозглое существо, будут бережно хранить искру жизни в нем, потому что в их суеверном представлении всякая небрежность будет иметь роковые последствия для них.
– Я тоже буду участвовать в вашем спектакле?
– Если захочешь, – она ласково улыбнулась. – Если ты согласен, то на твою долю придется очень большая часть, потому что, насколько мне известно, – а мне известно немало – никто еще не показывал барска.
– Но ты мечтала показать.
– Да, я мечтала.
– А что случилось с разумом…
– Того, чье тело ты теперь носишь? Он поврежден. Еще день-два, и я должна была бы из сострадания послать его по Белой Дороге.
– Значит, ты делала такие обмены и раньше? – прямо подошел я к тому, что давно пытался узнать.
– У каждого свои секреты, Крип Ворланд, – она посмотрела на меня. – Я же сказала тебе: это мое бремя, и не тебе, а мне придется отвечать за то, что случилось.
– И ты будешь отвечать?
– Буду. Теперь давай посмотрим на то, что перед нами. По этой дороге мы в середине дня приедем в Йим-Син.
Мы были ниже дорожной насыпи, и казы повернули вверх. Майлин продолжала:
– В Йим-Сине есть храм Умфры. Мы там остановимся и, если удастся, узнаем о людях Осколда, хотя они могли проехать и другой дорогой, с западной стороны гор. В эту ночь мы дадим представление, так что подумаем, чем барск может ошеломить мир.
Я охотно согласился с ее планами, так как целиком зависел от нее.
Управляет кораблем тот, кто знает это дело. И мы принялись работать над представлением, чтобы я выглядел как хорошо дрессированный зверь. Когда мы подъехали к полям, уже убранным, и спустились с холмов, Майлин остановилась. Я сошел со своего места рядом с ней и пошел в клетку, такую же, как у остальной компании.
Животные дремали, двое были по природе ночными, а Тантака была ленива, когда была сыта. Я увидел, что мое новое тело имело свои привычки, которые тут же проявились; я свернулся, уткнул нос в хвост и уснул, а фургон покатился дальше.
Запахи изменились, стали острыми, бьющими в нос. Я услышал голоса, будто вокруг фургона собралась толпа. Слышались пронзительные голоса детей. Видимо, мы в Йим-Сине.
Это была деревня фермеров, с двумя гостиницами и храмом – приютом для тех, кого отправляли в Долину. Часто те, кто имел там родственников, приезжали посмотреть на них. Все знали, что иногда жрецы Умфры делали чудеса – не все, попавшие сюда были безнадежно больными.
Поля были малы и небогаты, но зато выращивался крупный виноград.
Лендлордов здесь в окрестностях не было, были только судебные приставы и надсмотрщики в двух башнях у дороги, по которой мы ехали.
Я пытался понять, что кричат люди, но они говорили на местном диалекте, а не на языке ырджарских купцов. Вспомнив об Ырджаре, я задумался. Хотел бы я знать, что случилось там после моего похищения.
Обратился ли капитан Фосс к начальству ярмарки? Надо полагать, кто-то из авторитетов ярмарки или их подчиненных участвовал в моем исчезновении, иначе оно вряд ли произошло бы. И что они сделали с Лалферном? Тоже захватили или убили? Почему я был настолько важен, что они пошли на такой риск? Ведь Озокан должен был знать, что я просто не могу выдать ему то, что он хочет. И Фосс тоже не может выкупить меня за требуемую цену. Майлин потянула за одну ниточку, которая могла бы дойти до клубка – участие в игре Гека Слэфида. Но война не на жизнь, а на смерть между Свободными Торговцами и Синдикатом ушла в прошлое. Почему она ожила снова? Я читал все записи прошлых лет, когда борьба была жестокой и переносилась с планеты на планету. Теперь же Синдикат имел дело, в основном, с внутренними планетами и иной раз впутывался в их политику – когда с пользой для себя, а когда и с убытком. Но что могло их интересовать на Йикторе?
Фургон поехал к стоянке. Запах, вернее сказать, вонь для носа барска стала гуще. Я выглянул из-за занавески на окружающее. Но теперь я носил шкуру того, о смертельной опасности кого ходили легенды. Борба и Ворс выглянули из клеток. Симла проскулила приветствие, на которое мои голосовые связки ответили октавой ниже. Их мысли отрывочно доходили до меня.
– Марш-марш…
– Стук-стук… – это Тантака.
– Вверх-вниз…
Они предвкушали свое участие в представлении. Видимо, они рассматривали свою работу на сцене как развлечение и радовались.
– Много запахов, – постарался я ответить.
– Марш-марш, – хором сказали глассии. – Хорошо!
Их легкие вскрикивания слились в пронзительный писк.
– Пища, – ворчала Тантака, – под камнями пища, – она фыркнула и снова задремала.
– Бегать, – задумчиво размышляла Симла. – Бегать по полям хорошо.
Охотиться – хорошо! Мы вместе охотимся…
Инстинкт моего тела ответил ей:
– Охотиться – хорошо! – и я был с этим согласен.
